Кэтрин Уэбб - Опускается ночь

Этторе вдруг резко подается вперед, прерывая беседу, за ходом которой не следил.

– Дядя, тебе известно, что вчера произошло в Джое? Что там на самом деле произошло? – Он говорит на диалекте, на лицах всех собеседников, кроме Леандро, выражается недоумение. – Ты знаешь, что эти патрули нападают теперь на простых людей в их собственных домах? Тебе известно, кто у них в командирах?

– Ах, Этторе. – Леандро качает головой, выражая сожаление, но его глаза остаются бесстрастными. – Все это грязные дела. Тебе следует оставаться здесь, подальше от этого всего.

– Это помещики вооружают их и набивают им брюхо?

– Я не считаю нужным совать нос в это дело.

– Я не верю тебе, дядя, – говорит он, и Леандро стукает кулаком по низкому столику перед ним так резко, что глаза не успевают за движением его руки, а бокалы со звоном подскакивают. Все умолкают, и Этторе чувствует на себе их встревоженные взгляды.

– Это мой дом, Этторе, – тихо произносит Леандро и наставляет на племянника палец. – Ты здесь не гость, а наемный работник. Пусть будет так, раз ты этого хочешь. Но ты будешь проявлять уважение или уйдешь отсюда. Это твой выбор. Я не для того рвал задницу, выбиваясь в люди, и вернулся сюда из Нью-Йорка, чтобы выслушивать от тебя оскорбления. Ты меня понял?

– Твой шофер приставил пистолет к голове Якопо. Федерико Мандзо – он командует одним из отрядов. Об этом ты тоже предпочитаешь ничего не знать? Он искал меня и приставил пистолет к голове ребенка , – произносит Этторе сквозь стиснутые зубы.

Некоторое время Леандро молчит. Затем откидывается на спинку дивана и делает глоток из своего бокала. Свободная рука лежит спокойно; Этторе приходится сжать кулаки, чтобы скрыть дрожь в руках.

– Мне известно, что он присоединился к фашистам, как и большинство смотрителей. Но я не знал, что они охотятся за тобой. – Теперь Леандро говорит спокойно, но в его голосе слышится угроза. – Я побеседую с обоими Мандзо.

– Но ты их не прогонишь?

– Что это даст? Как я смогу их тогда контролировать?

– Я не могу работать под началом этого человека или его сынка. Я не могу находиться с ними рядом.

– Тогда уходи. – Леандро вновь невозмутим, взгляд его черных глаз тверд и непроницаем. – Моя обязанность как твоего дяди – предложить тебе ту помощь, которую я могу предложить и которую ты посчитаешь возможным принять. Но я не собираюсь выполнять твои требования, Этторе. Или выслушивать оскорбления.

Этторе проводит рукой по рту, сжимает пальцами челюсть. Ему хочется так много сказать, хочется так много выкрикнуть. Ему хочется вскочить и опрокинуть стол, перебить все стекло. Ему хочется рычать. Но он не делает этого. Марчи нервно хихикает, они возобновляют прерванную беседу; натянутый, неестественный разговор, который ведут люди, ощущая присутствие какой-то угрозы, но не понимая, откуда она исходит.

– Зачем здесь эти люди, дядя? Эти англичане. Зачем ты удерживаешь их здесь в такое время? Ведь это опасно для всех, – говорит Этторе.

– У меня есть на то причины, – отвечает Леандро. – Почему ты решил, что я удерживаю их здесь?

– Женщина говорит по-итальянски.

– Ах да. Это так. – Леандро кивает. – И она так много тебе рассказала? Не думал, что англичане болтливы. Они этим не славятся. А уж от нее и подавно не ждал ничего подобного, трусливая как заяц.

– Ее муж чем-то тебе обязан? – спрашивает Этторе.

– Обязан мне? М-да, возможно, не в обычном смысле, но… Скажем так, мне нужно кое-что у него выяснить, прежде чем я смогу отпустить их домой. Но не волнуйся, здесь они в полной безопасности. Охрана верна мне, и ружья у них наготове; и если тебе нужны деньги, то оставайся и работай. Проще простого. Но не устраивай проблем, Этторе. И не заставляй меня повторять тебе это, – говорит Леандро.

Этторе взъерошивает себе волосы и чувствует пыль Джои на своих пальцах. Он бормочет извинения и покидает комнату.

Он отправляется на поиски Людо Мандзо; выбора у него нет, если он хочет снова начать работать. Федерико пробудет в массерии столько же, сколько и Леандро, чтобы отвезти его в город, и Этторе надеется, что не встретит их вместе. Он не в состоянии смириться с их вопиющей безнаказанностью. В конце концов ему приходится спросить, где найти управляющего, и отправиться в долгий путь на одно из самых дальних полей, где оставалась еще не сжатая пшеница. Часть пути он проходит без костыля и решает воспользоваться им лишь тогда, когда с непривычки ногу начинают сводить судороги, затрудняя движение. Ковыляя, он поднимает облака пыли, медленно оседающие позади. Он видит смотрителей верхом на лошадях и небольшую артель, работающую под их скучающим взглядом; ритмичные взмахи серпов, согнутые спины тех, кто вяжет снопы. Жатва подходит к концу; вскоре эти люди будут проводить день за днем, закладывая снопы в молотильные машины – на тех фермах, где они есть, на тех фермах, где для них есть горючее. Там, где этого нет, молотить будут цепами, как это делалось многие сотни лет. К концу июля зерно будет засыпано в амбары или продано; солома пойдет на корм скоту. В августе начнется пахота; мулы, тягловые лошади и редкие тракторы медленно потащат плуги по каменистой почве. Затем начнется сев, прополка, дробление камня, починка разрушившихся изгородей. А зимой ничего вообще не будет, никакой возможности заработать. Стрелки этих вечных часов двигаются неумолимо, и прав Джанни – они боролись и боролись, но все перемены, которых они добились, оказались недолговременными.

Этторе останавливается и видит, как внимательно Людо следит за работой двух пареньков, держа одну руку на кнуте, торчащем у него за поясом. Словно не было всех этих лет, и перед ним вновь Пино и Этторе, которые ищут древние ракушки в обломках камней, а рядом маячит фигура из ночных кошмаров, сеющая ужас в мире, где и так хватает трудностей. Этторе идет к нему.

– Тарано, ты никак вернулся живым и здоровым, – говорит Людо, криво усмехаясь.

– Почему бы мне не быть живым и здоровым?

– Нынче неспокойные времена, но ты юркнул обратно под крылышко своего дяди.

– И твое попечение, Мандзо, – с сарказмом отвечает Этторе.

Управляющий смеется:

– Никто из работников еще не жаловался на мою опеку. Спроси этих жалких бедолаг. – Он кивает на людей в поле.

Этторе смотрит на них – худых, согбенных и грязных. Он хмурится и вглядывается в каждое лицо. Ни одного знакомого, к тому же у них другая одежда и иной покрой шапок.

– Эти люди не из Джои! – восклицает он.

Людо смотрит на него сверху вниз:

– Ты можешь определить это по их виду? Господи, по мне, так они все на одно лицо. Мы наняли их в Базиликате. Что же оставалось делать, если местные не хотят работать? Урожай ждать не может.