Кэролайн Линден - Что хочет женщина…

Она показала на статую, которую перед этим едва не уронила:

– Любимая вещь Пьетро. Стояла в его спальне.

Сведя брови, Стюарт перебрался через груды соломы и ящиков, чтобы поближе взглянуть на статую, изображавшую молодого человека с лирой в руке. Второй рукой он перебирал струны. Увенчанная лавровым венком голова была наклонена к инструменту, но взгляд был обращен на окружающих. Чувственный рот кривила хитрая улыбка.

– Я бы никогда не заподозрил! Почему он создавал все эти подделки? Эта выглядит прекрасно.

Шарлотта показала на руку бога:

– Вот только левая рука длиннее правой. Нога выщерблена в том месте, где он не позаботился заполировать статую как следует, а лира слишком мала.

Лючия отбросила перо.

– Боже! Старый мошенник! Подумать только, он дарил мне много подобных вещиц!

Шарлотта вяло пожала плечами:

– По крайней мере, он ничего тебе не продал.

– Значит, вы с самого начала знали, что грабитель никогда не найдет чего-то ценного, – медленно выговорил Стюарт, мрачнея на глазах. – И он постоянно вламывался в дом, а вы ничего не предпринимали. О чем вы только думали, Шарлотта?! Что, по-вашему, искал вор?

– Не знаю! Я подозревала, что ему нужно что-то поменьше, то, что легко унести с собой. Золотая тарелка или усаженный драгоценными камнями реликварий. Но почти все, что в ящике, – громоздкие вещи, картины в рамах и статуи. Очень трудно пронести Меркурия по улицам и остаться незамеченным, независимо от того, подделка это или нет.

Стюарт продолжал неодобрительно хмуриться.

– Вы ужасно рисковали.

– Пока вы не встали у него на пути, он не делал ничего такого, что могло угрожать нашей жизни, – резко сказала она, снова терзаясь угрызениями совести из-за того, что не обращала внимания на грабителя, пока не стало слишком поздно. Его не одурачили подделки Пьетро, но он украл единственное сокровище Шарлотты – ее племянницу. И если она не сможет найти нечто настоящее, кто знает, вдруг Сьюзен никогда не вернется…

– Так что нам делать со всем этим? – вопросил Стюарт, воздевая руки к потолку.

– Если вы говорите, что все это ничего не стоит, как мы будем торговаться с похитителем?

– Вели оценить все это, дорогой Стюарт, – вставила Амелия, с грустью оглядываясь и все еще прижимая к груди бюст Купидона. – Будем надеяться, что какая-то вещь окажется подлинником.

– Не окажется, – бросила Шарлотта с отвращением, и встав, потянулась, но задела статую, недостатки которой только что описала. В раздражении и гневе она толкнула изображение Меркурия, срывая злость на ни в чем не повинном мраморе. Статуя покачнулась, наклонилась и с ужасным грохотом упала на пол. Голова бога оторвалась и раскололась надвое. Одна половина, проскользив по паркету, врезалась в охапку соломы, другая замерла у подножия лестницы.

Стюарт перевел дыхание, словно намеревался упрекнуть Шарлотту. Но вместо этого вздохнул:

– Одной меньше в списке, – махнул он рукой, наклоняясь, чтобы поднять безголового Меркурия. Схватил его за шею и снова поставил.

– Да этот парень внутри полый, – с удивлением заметил он.

– Скареда, – презрительно бросила Лючия. – Истинный скульптор никогда бы не использовал дешевый камень.

– Что же, вполне естественно, – заметил Стюарт, пытаясь придвинуть покореженную статую к стене. – Полый бог для мошенника-скульптора.

Он снова толкнул статую к стене, и на пол посыпалось еще больше мраморной крошки. Стюарт стряхнул с себя сор, и к нему тут же поспешила горничная с метлой. Но он не трогался с места:

– Шарлотта…

– Что там?

Она взглянула ему в лицо, бросилась к статуе и заглянула внутрь. Как и сказал Стюарт, статуя была полой, очевидно, с какой-то целью. Края полости были гладкими и ровными. Женщина наклонилась ближе:

– Статуя… Внутри что-то есть!

В холле раздались удивленные крики. Все сгрудились вокруг статуи. Стюарт осторожно извлек туго свернутый бумажный рулон, очевидно старый и пожелтевший, разорванный по краям и смятый.

– Знаете, что это? – спросил Стюарт Шарлотту.

– Нет, – покачала головой та.

– Что это, Стюарт? – спросила раскрасневшаяся от волнения Амелия.

Шарлотта неожиданно поняла, что в молодости она, вероятно, была очень красива.

– Пока не понимаю, матушка.

Стюарт отнес рулон в столовую и осторожно развернул. Бумага была тонкой, но не порванной, если не считать краев, участки которых местами обратились в пыль.

– Это эскизы, – поняла Шарлотта, прижимая бумагу к столу.

Листы поменьше сворачивались снова, и ей приходилось ловить края. Подобные рисунки художник делает перед тем, как перенести изображение на холст. Но изображения буквально рвались с бумаги, особенно потому, что были в натуральную величину. Обезумевшие лошади сцепились друг с другом, а их всадники сошлись в смертельной битве. Мужчины в военной одежде пронзали друг друга дротиками и скрывались за щитами, лежа под копытами разъяренных коней. Здесь были оруженосцы с копьями, солдаты, сжимавшие рукояти мечей, корчившиеся в смертных судорогах безголовые изуродованные фигуры.

– Очень жестокие сцены, – констатировал Стюарт, просматривая изображения отрубленных конечностей. – Но почему они были спрятаны? Их нарисовал Пьетро?

Шарлотта беспомощно покачала головой.

– Он был скорее скульптором. Правда, иногда писал картины. Но у него никогда не хватало терпения делать эскизы.

Стюарт склонил голову набок, изучая профиль человека, явно призывавшего войско к наступлению.

– Возможно, он собирался написать шедевр? И в порыве вдохновения сделал эти эскизы?

– Кто посчитает это сокровищем, кроме самого Пьетро? – фыркнула Шарлотта.

Но тут Лючия протянула руку и ткнула пальцем в герб геральдического штандарта.

– Ангиари.

– Что такое Ангиари?

– Ангиари, – пояснила Лючия, многозначительно глядя на Шарлотту. – Как знает всякий флорентиец, знаменитая битва древних времен, в которой Итальянская лига, возглавляемая Флорентийской Республикой, победила миланскую армию.

Шарлотта насторожилась. Пьетро, как и Лючия, тоже был флорентийцем и очень этим гордился.

– Магистрат заказал две фрески в честь победы: одна – битва при Ангиари, вторая – битва при Кашине. Вторую должен был создать Микеланджело, но он написал только этюды. Леонардо, тоже флорентийцу, поручили изобразить битву при Ангиари, но из-за того, что да Винчи выбрал не те краски, фреска была утеряна.

– Что вы хотите этим сказать?

– Утеряна безвозвратно. – Лючия щелкнула пальцами. – Утеряна. Краски отсырели и попросту сползли со стены.

Все четверо снова повернулись к рисункам. На них поражали тщательно проработанные детали, даже набухшие вены в ноздрях коней были как реальные.