Барбара Вуд - Последний пророк

Ей хотелось понять, почему Господин Хакал не выходит у нее из головы.

Она не слишком близко подкралась к священному месту и затаилась. Даже если никто из людей не заметит ее святотатства, боги все равно узнают. Она взглянула на поляну: от яркого, слепящего солнечного золотого света разболелись глаза.

А там, среди цветов, стоял он; на нем была лишь набедренная повязка, его тело сияло в лучах солнца.

Она затаила дыхание и шагнула вперед. Прищурилась. Что-то не так. Волосы Хакала коротко острижены, прямо до ушей. И он выглядел похудевшим. Она наблюдала, как он ходит по поляне, рассматривая цветы, а когда он вышел из слепящих солнечных лучей, она увидела, что это не Господин Хакал.

Аоте!

Она закричала.

Он повернулся на ее крик. Сначала Аоте изумился, потом улыбнулся.

— Любимая моя! — закричал он, протягивая к ней руки.

— Аоте, немедленно уйди оттуда! Быстро!

— Посмотри на эти цветы! Иди ко мне, Ошитива!

— Аоте, это святое место!

— Что? — Он удивленно посмотрел на нее.

— Здесь живут боги!

Его движения были стремительными. Он тут же оставил священную поляну и подошел к ней. Несмотря на радость снова видеть Аоте, она отпрянула от него назад:

— Ты забыл, что я макай-йо?

— Но это не так! — радостно крикнул он. Ошитива хорошо помнила его голос. — Два лунных цикла назад дядя привез ежегодную дань зерна в Центральное Место и спросил о тебе. Все только и говорили о девушке с севера, которая создавала самые красивые на свете дождевые кувшины. — Его голос стал тише и серьезнее. — Ошитива, когда они забрали тебя, у нас наступили ужасные времена. Твой отец умер. Проклятие тебя подорвало его душевные силы, и его сердце перестало биться. Мы пытались забыть тебя, но не могли. Это проклятие было несправедливо. Оно было наложено не нашими людьми, а чужаками, они поклонялись другим богам. Мы все молились за тебя, Ошитива. А когда дядя поведал нам, что тебя ни разу не приводили во дворец к тлатоани, что ты жила среди своих сестер, гончаров, мы поняли, что высокопоставленный чиновник солгал нам.

— А что ты здесь делаешь? — спросила она, внимательно рассматривая его. Перед ней стоял Аоте на год старше, возможно, мудрее; как она боялась, что уже никогда его не увидит.

— Я был так несчастен! — воскликнул он. — Весь прошлый год я только и думал о том, чтобы прийти и забрать тебя, но мне все говорили, что ты уже мертва. Но я отказывался в это верить. Я чувствовал, что ты жива, любовь моя. Я знал, что ты еще дышишь, что твой пульс еще бьется. Я был так подавлен и удручен, что уже не мог помнить историю нашего племени, запечатленную на Стене Памяти. Я должен был или найти тебя, или узнать правду о твоей судьбе. Именно ради нашего племени я отправился на поиски тебя.

Он рассказал, что сразу отправился в Гильдию Гончаров, ведь прежде всего искать возлюбленную надо было там. В мастерской ему сообщили, что Ошитива ушла собирать глину.

— Женщина по имени Яни объяснила, как найти тропу. И вот ты здесь!

Теперь Ошитива радовалась, что доверилась пожилой женщине.

— Если со мной что-нибудь случится, — сказала она Яни, — ты должна знать, где находится золотая глина.

Но она ничего не стала говорить ей о тайной равнине, о том, что наблюдала за Господином Хакалом во время священного ритуала.

— Пойдем со мной, — предложил ей Аоте. — Мы уйдем туда, где Господа и ягуары не смогут нас найти.

Год назад она тут же бросила бы корзину и убежала бы с ним. Но теперь все изменилось.

— Я дала обещание, — вымолвила она. — Я должна призвать дождь в Центральное Место.

Его веселое юношеское лицо вмиг омрачилось.

— Здесь не будет дождя, Ошитива. Все об этом шепчутся. Торговцы приходят к нам в деревню и рассказывают о покинутых поселениях. Люди Солнца устали жить в постоянном страхе. Племена уходят на север и восток — в земли, где не ступала нога человека, куда не распространяется могущество Темных Господ. Пойдем со мной, мы можем быть счастливы.

Она начала целовать его щеки, подбородок, губы. Слезы градом катились по ее лицу. Она протянула руки и обняла юношу, которого любила всю свою жизнь. Но теперь она постоянно думала о другом мужчине. Любовь к Аоте отличалась от тех сумбурных и неспокойных чувств, которые она питала к Господину Хакалу. А можно ли их назвать любовью? Ошитива, повзрослев на год, мудрее не стала. Она не представляла, что ей делать.

Вдруг она побелела как полотно.

— Что это? — спросила Ошитива. А потом поняла: они были не одни.

Позади нее стоял Мокиикс с двумя воинами-ягуарами по бокам. Теперь ей стало ясно, почему она чувствовала, что за ней кто-то следит. Кто-то выследил ее и донес Мокииксу.

Ошитива и Аоте упали на колени.

— Прости, мой Господин! — взмолилась Ошитива. — Мы не покушались на святую землю!

Но Мокиикс молча указал на левую руку Аоте, и Ошитива увидела, что по-прежнему держит сорванный священный цветок — желтый ноготок, эти цветы сажали для богов. Высокий, сильный воин-ягуар с разрисованным в полосы и пятна лицом, в пятнистой шкуре с кошачьим черепом на голове, с грозным щитом и копьем в три прыжка достиг Аоте и, схватив его за волосы, заставил встать на ноги.

— Завтра боги выпьют твою кровь, — злобно заявил Мокиикс Аоте.

Повернувшись к Ошитиве, Мокиикс указал ей на землю. Концом своего древка он разгреб кучу листьев, под ними лежали останки недоеденной лисы.

— То, что горный лев не доедает, — продолжал Мокиикс, — он загребает, оставляя на потом. Посмотри — они свежие. Львица была здесь прошлой ночью. Она снова придет сегодня. Но ее будет ждать сюрприз. Кое-что повкуснее лисы наполнит брюхо горного льва.

Ошитива яростно отбивалась от своих захватчиков, те тащили ее к молодому тополю и прижимали к земле. Привязав ее спиной к тонкому стволу, они связали ей сзади руки, да так сильно и крепко, что конопляная веревка врезалась ей в кожу. Мокиикс возвышался над ней. На его лице не было ни злобы, ни удовольствия — он смотрел на нее пустым, безразличным взглядом.

— Я нужна вам, чтобы призвать дождь, — напомнила она с трудом выговаривая слова.

— Тебе это так и не удалось. Ты настоящая макай-йо. Завтра бьющееся сердце этого юноши умилостивит богов, и они пошлют нам дождь.

Она видела, как они удаляются вниз по ущелью, а Аоте, спотыкаясь, оглядывался назад, на его лице застыл ужас. Ошитива старалась освободить руки, но веревка была крепкой, а узел — слишком тугой. Она пыталась повернуться то в одну сторону, то в другую, ей не удавалось вытянуть руки, поднять плечи. Она пыхтела и задыхалась от неимоверных усилий, пока не стерла в кровь запястья.

Когда солнце село и на поляну опустилась ночь, она начала дрожать от страха — ее страшили призраки, духи и сверхъестественные существа, которые появлялись ночью. В каждом кусте или камне ей мерещилась опасность, в каждой тени или шорохе — демон.