Барбара Вуд - Семь демонов

Марк смотрел на нее угрюмо и растерянно. Ему не хотелось обидеть ее, ведь, по правде говоря, именно она привела его к «собаке».

— Шейха, пожалуйста, предоставь это дело нам.

Когда Абдула сделал шаг вперед, феллаха подняла руку, приказывая ему остановиться. Затем она осторожно приподняла тело Холстида, бережно положила его голову на подушку и с королевским достоинством поднялась:

— С этого момента я больше ничем не смогу вам помочь, господин. Я сделала все, что было в моих силах. Теперь вам придется рассчитывать только на себя.

Марк открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Абдула уже стоял рядом с Самирой, готовый проводить ее к выходу. Презрительно фыркнув, она забрала у Рона мешочек и веточку.

Марк заметил, как Жасмина наклонилась к Холстиду, щупая его пульс. Потом он перевел взгляд на Алексис, сидевшую на кровати и рассеянно рассматривавшую свои руки. Жасмина в это время пыталась стащить рубашку с находящегося в полуобморочном состоянии Холстида.

— Мне придется отправить его в Каир.

— Нет! — Алексис вскинула голову, ее глаза сверкали. — Он ни за что на это не согласится. Он останется на раскопках.

— Ему необходимо стационарное лечение в больнице…

Алексис гневно взглянула на Марка:

— Сенфорд останется здесь, доктор Дэвисон. Он так хочет.

Когда Жасмина взяла свою сумку и повернулась к выходу, Марк хотел было еще что-то сказать, но по взгляду Алексис он понял, что его слова не возымеют действия. Тогда он развернулся на каблуках и вслед за Жасминой вышел на улицу, под палящие лучи вечернего солнца.

— Простите, Марк, — сказала она по пути к своей палатке. — Я, наверное, вела себя очень глупо.

— Вы поступили правильно. Хотя я и не думаю, что порошок из мумий сам по себе мог бы повредить ему, до кто знает, что она еще туда подмешала.

Возле палатки Жасмины они остановились.

— У меня есть немного чая, который я сама приготовила, — начала она смущенно. — Может быть, выпьете со мной чашечку?

— Конечно, я только накину рубашку.

Ужином пришлось заняться Абдуле, так как Самиру нигде не могли найти. Он приготовил вкусное жаркое из риса, мяса ягненка и фасоли, но его стряпне все-таки не хватало тех особенных трав, которыми так искусно приправляла свои блюда старая феллаха.

Ужинали все молча. Холстид, бледный, сидел тут же — проснувшись, он настоял на том, чтобы ему накрыли вместе со всеми в общей палатке. У сидящей рядом с ним Алексис был рассеянный и отрешенный вид. Она, казалось, была погружена в свои мысли и не притрагивалась к еде. Рон, занявший место напротив Марка, без всякого аппетита пережевывал куски мяса, щедро подливая себе вина. За другим столом разместились Хасим, который во время еды непрерывно строчил что-то в блокноте, и Жасмина, молча ковырявшая в своей тарелке. Во время еды Марк постоянно думал о молодой женщине. Ему было необыкновенно приятно болтать с ней за чашкой чая. Она была с ним чуть более откровенной, поведала о своих личных проблемах и трудностях на работе, о своем отчаянном желании быть признанной равной среди мужчин, хотя это было почти нереально в стране с мусульманскими традициями. Она увлеченно рассказывала о своих попытках стать независимой, и все же теперь, во время ужина, она отделилась от всех точно так же, как это сделали бы ее сестры в Каире. Как того требовали обычаи, она ела отдельно от иностранцев и не принимала участия в их разговоре. Марк вспомнил, как она вздрогнула, когда он случайно прикоснулся к ее руке.

Потом ему на ум пришел Абдула, который был несколько шокирован, когда однажды после долгих поисков обнаружил его в палатке у Жасмины. На этот раз от Марка не ускользнуло выражение лица Абдулы, и он прекрасно понимал, что оно означало: Абдула был предан традициям и не одобрял подобных доверительных разговоров между мусульманами и христианами, между мужчиной и женщиной, даже если оба они или хотя бы один из них был его старым добрым другом.

Марка занимали и другие мысли. Он думал о женщине, которую видел прошлой ночью незадолго до того, как Самира отвела его на плато. Как получилось, что он разговаривал с этим… загадочным… призраком на древнем языке? И чем можно было объяснить ненормальное поведение Алексис? Можно было даже подумать, что она страдает раздвоением личности. Но больше всего его беспокоил уход старой Самиры. После того как Марк побывал с ней на плато, он стал испытывать к ней еще большее уважение и твердо решил брать у нее уроки древнего языка. Но теперь она исчезла, и никто не знал куда.

Слабый грохот вдалеке отвлек Марка от размышлений. Он взглянул на своих товарищей, увидел Абдулу, который суетился у плиты, и подумал, что это он гремит посудой. Марк снова принялся за еду.

Тут грохот повторился снова, и на этот раз Жасмина тоже подняла голову. Они долго смотрели друг на друга.

Опять раздался грохот, похожий на раскаты грома. Тут и остальные оторвались от еды. Все начали озираться.

— Что это было? — спросила Алексис.

Марк пожал плечами:

— Не знаю…

Внезапный хлопок, похожий на глухой удар, прозвучал в ночной тишине, и через минуту все были уже на ногах.

— Кажется, гром, — сказал Рон.

— Но это невозможно…

От следующего удара затряслась вся палатка. Все побежали на улицу.

Ясное небо было усеяно звездами, и уже взошла луна. Когда снова загрохотало, все повернулись в сторону скал.

— Похоже, что гроза над плато, — сказал Хасим.

— Дождь? — спросил кто-то.

Взгляд Марка был прикован к горным вершинам. Раскаты грома звучали как пушечные выстрелы. Рон, стоявший рядом с ним, пробормотал:

— Мне это совсем не нравится…

Все семеро неподвижно смотрели наверх, на вершины отвесных скал, а раскаты грома становились все ближе. Они были похожи на стук колес тяжелых железнодорожных вагонов, грохочущих по возвышенности. Вдруг Хасим быстро провел рукой по лбу и закричал:

— Дождь!

Он опустил руку, его лицо было мокрым. Тут и остальные почувствовали слабые удары первых капель дождя.

— Какое счастье! — закричал Холстид, улыбаясь впервые за много дней. — Теперь будет не так жарко!

Дождь становился все сильнее и уже очень громко барабанил по брезенту палатки. Когда через мгновение он превратился в настоящий ливень, все, крича и смеясь, побежали в палатку. Только Марк и Абдула остались стоять снаружи под проливным дождем, все еще глядя наверх.

— Это все плотина, эфенди. Из-за нее наша погода стала непредсказуемой.

Марк продолжал всматриваться в ночное небо. Он знал, что имеет в виду Абдула. Поверхность водохранилища была настолько огромной, что его обильные испарения изменили климат в долине Нила, растения росли теперь в пустыне в таких местах, где они раньше не смогли бы выжить, количество осадков резко увеличилось, коварная влага проникла в древние памятники и стала их разрушать, как, например, наскальные росписи в Долине Принцесс, которые благодаря естественной постоянной влажности Египта сохранялись на протяжении трех тысячелетий.