Энни Берроуз - Спасение у алтаря

Ему казалось, что в этом вихре наслаждения их тела сливаются в одно. Оно было острее и мощнее всего, что он мог себе представить. И в ту секунду, когда тело Деборы содрогнулось в его объятиях, а губы выкрикнули его имя, Роберту показалось, что он вырвался из ада своей прежней жизни и заглянул в рай. Когда он снова спустился на землю, то с ужасом обнаружил, что его лицо мокро от слез. Ему пришлось уткнуться лицом в шею жены, чтобы удержать дрожащие всхлипы, сотрясавшие все его тело.

Неужели какая-то женщина могла довести его до этого? Роберт отпрянул назад и, перевернувшись на спину, закрыл лицо рукой. Он не мог позволить ей увидеть то, что она с ним сделала. Если бы она произнесла хоть одно насмешливое слово, бросила хоть один взгляд, дававший понять, что она знает, как велика ее власть над ним, он заставил бы ее пожалеть о том дне, когда она родилась!

В конце концов, когда Роберту удалось вернуть самообладание, он опустил руку и повернул голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

Ее глаза были закрыты, губы слегка приоткрылись, на щеках розовел румянец. Дебора спала.

Роберта окатила теплая волна облегчения, тело расслабилось, на него снизошел покой. Слава богу, ему больше не придется разговаривать с ней сегодня. И если он правильно себя поведет, она никогда не узнает, какую власть она имеет над ним.

Она не должна этого узнать. Никогда. Стоит один раз дать женщине взять над тобой верх, и ты пропал. Стоит жене догадаться, как сильно он ее хочет, и она начнет этим пользоваться.

Все женщины одинаковы. В глубине души все они интриганки, готовые в любой момент обвести мужчину вокруг пальца, чтобы получить то, чего они хотят.

Что ж, ни одной женщине не удастся вертеть им. И если Дебора попытается, она очень скоро обнаружит, что выбрала неподходящий объект.

Блаженство. Дебора не могла подобрать для этого другого слова. Она потянулась и зевнула. Все тело ныло от сладкой истомы.

Рядом с любимым мужчиной она прекрасно выспалась и теперь чувствовала себя полностью отдохнувшей. Она вздохнула, придвинулась ближе и, любовно обняв мужа, прижалась поцелуем к его спине.

Он обернулся и посмотрел на нее через плечо с нескрываемым недоумением.

Роберт надеялся, что прошлой ночью с ним произошло какое-то недоразумение. Должно быть, его тревога по поводу сохранности его мужских качеств оказалась сильнее, чем он себе представлял. Это и вызвало нежданные слезы. Слишком велико было облегчение, которое он испытал, поняв, что остался полноценным мужчиной. Роберту уже приходилось сталкиваться с чем-то подобным. Один из армейских сержантов, самый стойкий из всех, кого он когда-либо знал, рыдал от облегчения, когда полковой хирург сказал, что сможет сохранить ему руку.

Тот всплеск эмоций, который он испытал прошлой ночью, не имел никакого отношения к женщине, лежавшей рядом с ним.

А значит, не должно быть никаких причин, чтобы его сердце дрогнуло и начало таять в груди только потому, что этим утром она снова прикоснулась к нему по своей воле.

Будь он проклят, если позволит себе раскисать каждый раз, когда его жена до него дотрагивается!

Роберт резко сел, освобождаясь от ее объятий.

– У нас нет на это времени. Надо вставать и ехать дальше. Ступайте в свою комнату и оденьтесь.

Пораженная таким резким отпором, Дебора выскользнула из постели и сунула руки в совершенно никчемный шелковый пеньюар, провалявшийся всю ночь на полу. Муж даже не взглянул на нее. Он лежал, прикрыв лицо рукой, как будто один ее вид вызывал у него раздражение.

Нет, Дебора не могла поверить, что она ему противна, ведь в таком случае он не стал бы просить ее стать его женой. Но она не могла забыть тот недоуменный взгляд, которым он смотрел на нее, когда повернулся и увидел, что это она. Уже в следующий момент лицо капитана стало бесстрастным, и он ее оттолкнул. Но перед этим он определенно выглядел сконфуженным.

Внезапная догадка поставила все на свои места.

Он увидел, что это она, а не Сюзанна.

Опустив голову, Дебора вылетела из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

Несколько минут она сидела на краешке своей нетронутой кровати, обхватив себя руками и чувствуя полное опустошение.

Сегодня ее радовало, что Линии будет сидеть с ними в карете. Неизвестно, как она смогла бы выдержать долгий путь наедине с мужем. Дебора чувствовала себя раздавленной тем, что он так грубо выбросил ее из своей постели.

Она не значила для него ровным счетом ничего.

Когда прошлой ночью он стонал от наслаждения, Дебора истолковала это как знак того, что он питал к ней какие-то чувства. Но в то время как ее сердце разрывалось от любви, ему было нужно лишь податливое женское тело. Теперь, при ярком свете дня, она понимала, почему, настаивая на том, чтобы она делила с ним постель, муж говорил не о любви, а о своих потребностях.

Ей стоило трудов заставить себя подняться в карету. Но угнетала не только уверенность в том, что его мало заботило, какую женщину он использовал для удовлетворения своих желаний. Чтобы достичь такого мастерства в их удовлетворении, он наверняка проделывал это со множеством других женщин. Капитан точно знал, к чему прикасаться и как целовать ее, чтобы она превратилась в трепещущий сгусток неутоленной страсти.

Сегодня он, по-видимому, тоже не был расположен разговаривать, хотя время от времени Дебора чувствовала на себе его взгляд. Но когда она рискнула сама посмотреть на него, то содрогнулась от яростной враждебности, на которую натолкнулся ее взгляд.

Сердце окутала пелена черной тоски. Дебора почувствовала себя нелюбимой и страшно одинокой. С чего она вдруг решила, что сможет достучаться и излечить его? Он не хотел, чтобы его излечили. Во всяком случае, не она.

Неужели она совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за человека, чьи раны слишком глубоки? Сегодня утром он совершенно выбил почву у нее из-под ног, и Деборе уже стало казаться, что она не сможет удержаться на плаву, если он не бросит ей спасательный круг.

– Приехали, – сказал капитан Фоули, прервав ее мучительные раздумья.

Карета, замедлив ход, проехала через ажурные чугунные ворота, увенчанные фамильным гербом.

– Где мы? Что это за место? – набравшись смелости, спросила Дебора. – Теперь-то мне будет позволено это узнать?

– Теперь, когда мы здесь, я могу не опасаться, что вы кому-нибудь разболтаете. В любом случае, уже слишком поздно и ничего нельзя изменить, – мрачно произнес он. – Это Довкот, графство Беркшир. Теперь это наш дом.

Когда дорога сделала поворот и вдали показался дом, капитан вытянул шею, чтобы посмотреть в окно.

Дом, сложенный из светло-серого песчаника, окруженный аккуратно подстриженными газонами и пышными цветниками, оказался не таким большим, как представлялось Деборе со слов мужа. Прямоугольное трехэтажное здание было даже меньше, чем дом викария, в котором она выросла. Дебора предположила, что наверху могли размещаться три или четыре спальни, а окружавшие земли походили скорее на большой сад, чем на полноценное поместье. И ради этого он заставил ее вытерпеть столько несчастий?