Энни Берроуз - Спасение у алтаря

– А тот огромный увалень, его слуга, он тоже служил в армии? – Черри недовольно фыркнула и, обойдя стул сзади, начала расстегивать Деборе платье.

Деборе стало обидно, что даже этого она не знает. Поэтому она сказала:

– Мне действительно лучше прилечь. Я не больна, но я недавно перенесла воспаление легких и теперь очень быстро устаю.

– Деревенский воздух, вот что вам нужно, – уверенно сказала Черри. – Долгие прогулки, хорошая простая пища и побольше сна. Вы поправитесь в два счета. Лондон… – она скорчила гримасу, – вот отчего вам плохо. Я ни разу не была в городе, но мисс Лэмптон всегда возвращалась оттуда бледная как полотно и потом отсыпалась целую неделю, – закончила она.

– Мисс Лэмптон часто ездила в Лондон?

– По крайней мере три раза в год, но мы никогда ее не выдавали. – Черри слегка покраснела. – Не думаю, что будет какой-то вред, если я расскажу вам, особенно теперь, когда ее уже нет. Все из-за ее брата, потому что он мог заставить ее прекратить заниматься делами, если бы узнал об этом. Но он так и не узнал! – Она просияла. – Вот бы посмотреть на его лицо, когда прочитают завещание и он узнает, сколько денег она заработала! И что все это не достанется его драгоценному сынку! Он с ума сойдет от злости!

Деборе больше ничего не удалось узнать о бывшей хозяйке Довкота, потому что стук в дверь возвестил о появлении экономки с чайным подносом.

– Ваш муж сказал, чтобы вы обязательно выпили чай и немного поели. – Она лучезарно улыбнулась. – И чтобы я спросила, не нужно ли вам что-нибудь еще, – сказала она, поставив поднос на низенький столик рядом с креслом. – Сердце радуется, когда видишь мужчину, который по-настоящему заботится о своей жене. Иди, Черри, – обратилась она к горничной, которая сделала реверанс и вышла из комнаты. – Я тут подумала, что Черри можно сделать вашей личной горничной. Если вы не возражаете. После смерти мисс Лэмптон ее служанка ушла и переехала в Рамсгейт, где теперь и живет на небольшую пенсию, которую получила за свою работу. Черри не очень опытна, но на сегодняшний день она лучшее, что у нас есть, раз уж вы не привезли свою горничную.

– Все произошло слишком быстро, – слабым голосом ответила Дебора, когда экономка протянула ей чашку чая.

Она подумала, что совсем не понимает своего мужа. Он мог накричать на нее и уже в следующую минуту отправить прислугу справиться о ее здоровье.

– Ладно, теперь вы не в Лондоне, и вам не нужно никуда спешить. У нас в Довкоте жизнь течет ровно и спокойно. Сейчас я задвину шторы, и вы вздремнете, а когда настанет время одеваться к обеду, я пришлю к вам Черри.

Немного утомившись от такой напористой услужливости, Дебора подошла к кровати и легла поверх шелкового покрывала. Она закрыла глаза и стала ждать, когда экономка уйдет. Потому что теперь больше всего хотелось остаться одной и подумать. Когда дверь за миссис Фарелл закрылась, она не стала открывать глаза. Последние две ночи перед этой поспешной свадьбой она слишком мало спала. Возможно, этим объяснялось, что ей так трудно справляться со своей новой жизненной ситуацией. Со временем она привыкнет к резкому характеру мужа и научится понимать его настроение, чтобы не провоцировать его гнев.

Капитан в самом деле пытался быть с ней добрым, несмотря на то что она его раздражала. Он отправил к ней и горничную, и экономку.

Не его вина, что она предпочла бы сидеть в гостиной и обсуждать с ним странную женщину, которая вела свое хозяйство таким эксцентричным образом, или посмеяться над тем, какое было лицо у Линии, когда он понял, что он единственный слуга-мужчина в этом доме, полном женщин.

Но капитан Фоули не хотел таких отношений с ней. Он не предлагал ей свою дружбу. Только финансовое благополучие и детей.

Она должна найти в себе силы смириться с теми рамками, которыми муж ограничил их отношения. И не должна поддаваться соблазну жалеть себя. От этого он может только сильнее ее невзлюбить.

Дебора устало повернулась на бок, положила щеку на ладонь и, сама не зная как, уснула.

Она не могла сказать точно, что ее разбудило, но когда она открыла глаза, то увидела своего мужа, который стоял, опершись на поддерживающий балдахин столбик, и задумчиво смотрел на нее.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, водя пальцами по узорам, вырезанным искусным резчиком на столбике. – Надеюсь, после сна вам стало лучше?

Дебора сонно улыбнулась:

– Я уверена, что буду чувствовать себя гораздо лучше, когда окончательно проснусь. Сейчас я еще немного сонная. – Она зевнула и потянулась, закинув руки за голову.

Он наблюдал за ее движениями с таким мрачным, голодным взглядом, что Дебора замерла, пораженная силой его с трудом скрываемого желания. Ей невольно вспомнилась прошлая ночь, когда эта сдерживаемая страсть вырвалась на волю. Она инстинктивно заерзала на кровати, глядя, как он стискивает опору балдахина, не в силах отвести глаз от ее груди. Платье, которое Черри расстегнула, чтобы ей было удобней лежать, немного сползло с плеч, пока она спала. Дебора сняла ботинки, и теперь ее ноги выглядывали из-под юбки, задравшейся почти до колен. Когда взгляд капитана скользнул по ее распростертой на кровати фигуре, она почувствовала себя так, словно он касается ее руками.

– Нам надо привести себя в порядок и переодеться к обеду, – резко бросил он, отведя взгляд в сторону. – Поскольку, как я вижу, вы еще не до конца проснулись, я пойду первым. – Он развернулся и проследовал в туалетную комнату.

Дебора смотрела ему вслед, не зная, рада ли она тому, что он ушел. Он хотел ее, и даже такая неопытная женщина, как она, не могла этого не понимать. Ему это не нравилось, но он хотел ее. Она видела это по тому голодному взгляду, которым он скользил по ее фигуре. Улыбнувшись этой мысли, Дебора села и свесила ноги на пол.

Это начало.

Она встала на ноги и прикусила губу с ощущением чисто женского удовлетворения собой. Вопреки собственному желанию муж хотел ее. А она? О, как она его хотела!

Капитан Фоули ухмыльнулся себе под нос, пока Линии, проследовавший за ним в туалетную комнату, снимал с него дорожный мундир. Напрасно он волновался, что становится слишком сентиментальным. Тот острый приступ желания, который он испытал, глядя на нее, объяснялся одной лишь похотью. Все, что ему хотелось, это задрать ей юбки и погрузиться в ее теплое, влажное и, насколько он мог судить по сладострастию, с которым потягивалась его полусонная жена, гостеприимное лоно.

Он определенно мог не беспокоиться, что жена испытывает к нему отвращение из-за его шрамов. Когда Линии снял с него рубашку, Роберт подумал, не оттого ли это, что он очень старался скрыть от нее самые ужасные последствия своего ранения. Он не стал зажигать яркого света, ограничившись всего одной свечой, освещавшей его здоровую сторону.