Елена Барлоу - Добровольная зависимость

Я ненавижу этого противного старика, буду надеяться, что ему осталось недолго… Кстати, если тебе любопытно, моя горничная готова приправить один из ужинов старика, чтобы он как можно крепче спал. Только молю тебя, никому не сообщай об этом!

В прошлый раз ты спрашивал меня, что представляет собой Джейсон Готье в жизни. Так вот, я готова тебе ответить: этот мальчишка ужасно пугливый, к тому же холодный, как камни в полях к востоку от Лондона! Я представляю тебя, читающего эти строки, и твою неотразимую, уверенную улыбку, мой милый. Я бы всё отдала, лишь бы быть рядом с тобой и подальше от этих вечно угрюмых полуживых мертвецов.

Должна заверить тебя, любимый, мой муженёк не представляет собой ничего. И ты зря волновался и так яростно ревновал! Он ни за что не займёт твоё место в моём сердце, там и так нет места ни для кого. Ты один в моих мыслях, и даже в ту ночь, когда я сжалилась над этим мальчишкой и позволила ему прийти в мою постель, я клянусь, что думала только о тебе, твоих губах, целующих меня. Он не умеет ничего, и я бы посмеялась в его смазливое бледное лицо, если бы не мысли о тебе…»

Этой части для меня было более чем достаточно, чтобы догадаться о многом. Я поняла, что Мэгги презирала Джейсона с самого начала, хоть и не знала причины, по которой она вышла за него. Я поняла, что некий Роберт — это её родной брат. Тот самый, который так нагло и бесцеремонно проявил ко мне интерес.

Вспомнив его беспечную манеру говорить и прямые намёки предложения стать его любовницей, я дёрнулась и повела плечами, как от холода. Не удивительно, что они с Джейсоном так относятся друг к другу.

Похоже, что Мэгги обожала одного единственного человека — своего брата. Но её манера проявления этого самого обожания заставила меня предположить нечто совершенно неприемлемое, такое, отчего во рту появлялась неприятная горечь. Я не могла чётко сформулировать эту мысль, и даже моё тело противилось подобному. Но, собравшись с духом и дочитав письмо до конца, я всё поняла. И мои самые первые мысли подтвердились:

«… о том, как хорошо нам было вместе!

Почему люди так восхваляют Бога, когда он обрушивает на нас тяжкое бремя запрещённой любви, Роберт? Чтобы люди осуждали нас и отовсюду гнали, будто прокажённых! И я была вынуждена выскочить замуж за первого встречного сопляка с отменной репутацией, чтобы закрыть эту шкатулку Пандоры и запереть на замок все наши с тобой тайны. Но ты должен знать: ты всегда нужен мне. И если я прошу тебя приехать, ты должен сделать это.

Готье и его дед никогда не поймут, пока мы будем встречаться тайно. И подумай сам, милый: мы с тобой — одно целое, семья, которую нельзя разделить. Если мы и будем появляться на публике, никто не догадается о нашей связи. Я буду держать Готье достаточно близко, так близко, чтобы пустить дым в глаза обществу. Мой несчастный, такой невинный супруг слишком наивный для подобных сплетен. Поверь, ему просто всё равно.

Но то — всего лишь занавеса, защита для меня и тебя, Роберт! Мы будем очень осторожны. Не беспокойся за Готье. Не беспокойся о том, что я разлюблю тебя. Никто не помешает нам быть вместе…»

Я не могла больше прокручивать это у себя в голове. По привычке аккуратно сложила лист бумаги обратно в конверт и вернула его на стол. Оставался ещё конверт, но я была слишком шокирована, чтобы даже подумать открыть его. В этот момент, когда я в растерянности стояла у стола, дверь приоткрылась, и Джейсон вошёл в кабинет. Он медленно подошёл ко мне, взглянул на второй конверт, ещё не распечатанный, хмыкнул и сказал, не скрывая презрения:

— Ты ещё не дошла до самых пикантных подробностей.

— Что в этом конверте? — спросила я, еле шевеля пересохшими губами.

— Ещё одно доказательство порочности их семейки, — Джейсон небрежно махнул рукой и вздохнул. — Здесь письмо от Роберта… ей. Ему бы позавидовал любой поэт, поверь мне. Таких страстных любовных описаний с многочисленными пошлыми подробностями я никогда в жизни не читал.

— Зачем он писал своей сестре о том, как они… как они сами занимались…

У меня язык не поворачивался говорить о таком. В отчаянии, охваченная смущением, из-за которого кровь прилила к моим щекам, я подняла на мужа глаза, чтобы просить его не заставлять меня саму произносить подобное. Он понял это сразу и не стал меня мучить.

— Это одно из самых поздних их писем друг другу. Когда им стало скучно играть в одиночку, они включили меня в свою игру, — сдавленный голос не был похож на его собственный, будто кто-то сжимал ему горло. — Мой дед умер, и я завладел его домом, деньгами и прочим. Я был превосходно обеспечен и превосходно одинок. Мэгги поняла это и почувствовала свободу. Они с братцем больше не хотели держать меня в неведении. И однажды я обнаружил одно из писем и прочёл… Забавно, ведь я не сразу догадался о том, что письма они стали подбрасывать мне нарочно. Просто чтобы заставить меня разозлиться…

— Так ты знал? — прервала его я, с трудом представляя себе всё, о чём он рассказывал. — И что же ты сделал с ними?

— Вот теперь мы подошли к самой сути, Кейт, — произнёс он глухо и отчаянно, и я напряглась. — Не так важно, какие законы они с Робертом нарушили, земные или Божьи, не так уж важно, что брат с сестрой любили друг друга и были любовниками. Весь смысл в том, что я не сделал ничего. Да, ты не ослышалась, я ничего не предпринял. Поначалу, конечно, мне было странно знать такое. Я впервые столкнулся с подобной связью, но потом… Я осознал, что был слишком равнодушен к Мэгги, к ним обоим. И они делали, что хотели… Несколько раз он даже оставался в моём доме, и я мог слышать его шаги по коридору, как после полуночи он приходил в её комнату…

Он резко отвернулся, и в воцарившейся тишине я слышала лишь его тяжёлое дыхание. Несколько минут в давящем напряжении я стояла, уставившись в его спину, обдумывая всё, что он сказал. И вдруг я поняла, что во всей этой истории не было ни одного победителя или проигравшего. Все они оказались несчастны, почти в равной степени, и меня укололо сожаление в отношении Мэгги и её брата.

Как назло я вспомнила Коллет и её нынешнего мужа. Между такой непосильной любовью была совсем призрачная разница, но я уловила только схожести.

И всё, чего я опасалась до этой минуты, всё, что якобы подстерегало меня на пути и должно было напугать, стало невзрачным, призрачным, и в один миг вдруг просто исчезло. Мне не было дела до чужой запретной любви, потому что я нашла свою, и ничто не мешало мне владеть ею.

Эта мысль была настолько чарующей и бодрящей, что я в один миг ощутила, как с души упал некий груз, и я была счастлива, по-настоящему счастлива.

Улыбаясь таким мыслям, я положила руку на свой живот, неожиданно осознав, насколько мне повезло, и я, будучи вовлечённой в этот чужой порочный круг, оказалась сильнее всех. Мне не хватало лишь одного, и теперь я была готова горы свернуть, лишь бы получить это.