Марина Одинец - Блуждающий огонек

— Мне можно видеть господина Стрешнева? У меня поручение от моей госпожи, мадемуазель Есенской…

Сильвестр, что сидел, угрюмо ссутулясь, в салоне берлины, мгновенно встрепенулся и распахнув полуоткрытую дверцу, выпрыгнул наружу.

— Это я, — его голос дрогнул от волнения. — Что она просила передать мне?

— Вот записка, господин Стрешнев, — снова послышался женский голос, и на этот раз Катя узнала горничную баронессы, Магду. — Извольте прочитать…

Зашелестела бумага, Кате даже показалось, что она слышит нетерпеливый вздох, и наконец раздался возбужденный голос Стрешнева:

— Mon Dieu! Она ждет меня возле каретного сарая, хочет сообщить что-то важное… Зимин, не отходи от экипажа ни на шаг, ты слышишь?

— Да, сударь, — с готовностью отозвался Зимин вслед удаляющимся шагам своего сурового господина.

Прошло несколько минут, в течение которых Катя в тревожном недоумении обдумывала услышанное. Оршола интересуется Стрешневым?.. Скорее всего, втайне от матери… Бог ей судья, но она должна с толком использовать время, пока «торговец редкостями» будет отсутствовать. Возможно, это ее последний шанс на спасение…

Работа кузнеца уже подходила к концу, звон молота сменил вибрирующий звук напильника, трущегося о концы вбитых гвоздей. Зимин не входил в карету, словно боясь оставаться наедине с пленницей. Катя в отчаянии задергалась в узком пространстве между сиденьями. Она уже давно не чувствовала онемевших ног и рук и знала, что не сможет сдвинуться с места даже на вершок. Что же делать? Впору было зареветь от бессилия, но в этот миг чьи-то шаги приблизились к берлине. Катя насторожила слух, неясная надежда хрустальным молоточком стукнула в сердце. Шорканье напильника и невнятная болтовня гайдуков вдруг резко оборвались, и раздался двойной щелчок, напоминавший звук взведенного оружейного курка.

— Барышня, — донесся до Кати растерянный голос Зимина, — Бог с вами, что за шутки? Нет-нет, вам туда нельзя!

— Пропустите меня, сударь, — раздался в ответ низкий, подчеркнуто спокойный девичий голосок, и Катя ошеломленно замерла, не веря своим ушам. — Пропустите, иначе мои люди будут стрелять. Пистолеты заряжены, не сомневайтесь. Янош, Дьёрдь, продолжайте держать их на мушке!

— Хорошо-хорошо, — воскликнул Зимин, — я подчиняюсь…

Заскрипела, отворяясь, дверца кареты, послышался легкий шорох юбок, что-то звякнуло, падая на мягкий бархат сиденья, а в следующий миг тяжелая, удушающая ткань поползла с головы Кати, и совсем близко от себя она увидела искаженное от волнения личико Оршолы.

— Катерина! — выдохнула та, узнав пленницу. — Я знала, знала, что ты здесь!

Из Катиных глаз мгновенно хлынули слезы. Оршола поспешила избавить ее от кляпа и порывисто прижала к себе вздрагивающее тело. Судорожно втягивая воздух онемевшим ртом, Катя молча припала к своей спасительнице.

Она плакала навзрыд, еще не в силах поверить, что спасена. Точно ясное, ласковое солнце нежданно взошло над мрачной бездной, где она, дрожа, ждала своей страшной участи. Оршика, милая, родная! Нет и не будет теперь никого ближе и дороже для нее, чем эта девушка…

— Негодяй, какой негодяй, — сама чуть не плача, Оршола торопливо разрезала принесенным ножом веревки, которые стягивали запястья Кати. — Не бойся! Он больше не тронет тебя, никогда!

— Оршика, — хрипло пробормотала княжна, с трудом ворочая языком, — ты лучше всех на свете…

— Думаешь? — громко шмыгнув носом, отозвалась Оршола. — Мы еще поговорим об этом на досуге, хорошо? А сейчас надо выбираться отсюда.

Неведомый Янош, оказавшийся одним из слуг баронессы, надувшись от сознания собственной значимости, осторожно вытащил освобожденную пленницу из берлины. Люди Стрешнева и совершенно ошарашенный кузнец, стоя под дулом пистолета Дьёрдя, молча смотрели, как он несет ее по двору к навесу, под которым стоял экипаж баронессы Канижай.

Ее внесли туда, в это уютное гнездышко, хранившее аромат розового масла и положили на восхитительно мягкие подушки. Сочувственно улыбающееся женское лицо склонилось над ней.

— Габриэла, — машинально выговорила Катя.

— Это я, Магда, мадемуазель Катерина, — сказала женщина, начиная осторожно разминать ее онемевшие руки. — Госпожа баронесса еще ничего не знает. Но она будет очень-очень рада…

Катя слабо кивнула.

— А Стрешнев?

В ответ послышался смех Оршолы:

— Я его обманула. Он зашел в каретный сарай, думая, что я жду его там, а мы заперли дверь снаружи. Он в таком бешенстве, что вот-вот разнесет дверь в щепки. Но это ничего. Навредить тебе он уже больше не сможет…

Катя хотела ответить ей, но острая боль в затекших руках, которые энергично растирала Магда, заставила ее умолкнуть. Тысячи иголочек, словно вонзившихся в ее тело, кололи все более безжалостно. И лицо Драгомира само собой возникло в ее памяти. Не могло не возникнуть…

«Драгомир, мы оба прошли через это и свободны теперь. Но надолго ли? Что скажут об этом линии на ладони?»

Тяжелая дверь каретного сарая сотрясалась от ударов. Конюхи, ошеломленные странными делами, творившимися на станции, не посмели выпустить неизвестного, бешеные выкрики и ругань которого разносились по двору. Тем более, что дверь сарая караулил вооруженный слуга, вид которого не вызывал особого желания вмешиваться в происходящее. Другой слуга, тоже при оружии, охранял берлину, заехавшую сюда в поисках кузнеца. И понять, что происходило, было очень нелегко…

— Nyissa ki az ajtót, János, (Открой дверь, Янош. (венгерск.) — произнесла Оршола, приблизившись к сараю.

Янош, судя по выражению его лица, был недоволен этим приказом. Ведь куда разумнее было бы сначала уехать, а там уж пусть верные слуги выручают своего скверного господина. И так сколько дел успели натворить, пока госпожа баронесса беседует в доме со станционным содержателем…Но противоречить барышне вышколенный гайдук не посмел и молча отодвинул засов двери, уже трещавшей под ударами.

Разъяренный Стрешнев вылетел наружу. Его кулак уже метил в честную физиономию Яноша, но тот недвусмысленно сунул под нос Сильвестру дуло пистолета. Молодой человек отпрянул, и тут взгляд его упал на невозмутимо стоявшую чуть поодаль Оршолу.

— Что за глупые шутки, мадемуазель? — взревел Стрешнев. — Чем я вас обидел, что вы так обращаетесь со мной?

— Это не шутки, — отозвалась Оршола. — Вы похитили мою подругу, благородную барышню и теперь я ее освободила.

На лице Стрешнева отразилось явное недоумение:

— Что за бред? Кого вы освободили? Какая, к черту, благородная барышня? Это вы про ту грязную крестьянку, что я из жалости подобрал на дороге?..