Марина Одинец - Блуждающий огонек

В спокойном голосе юноши вполне отчетливо прозвучали стальные, угрожающие нотки.

Бухвостов сидел, как оплеванный, и молчал. Остальные тоже умолкли, стараясь не смотреть на Катю.

— Мне это осточертело наконец, — нарушил молчание Александр. — Объясни мне, почему ты считаешь, что можешь так обращаться с моей сестрой?

Бухвостов прогнусавил:

— Александр, я… Екатерина Юрьевна… я приношу свои извинения. Ей-богу, по глупости вырвалось, бес попутал.

— Вечно одна и та же история, — ни к кому не обращаясь, тихо сказал Аргамаков. — Тебе сколько знакомых уже от дома отказали, забыл?

Катя, сидевшая ни жива, ни мертва, вдруг резко отодвинула стул и поднялась на ноги.

— Простите, господа, — холодно произнесла она. — Мне расхотелось играть. Прошу прощения, что отняла у вас столько времени.

С этими словами она двинулась к дверям, но уйти ей не дали. Торопливо поднявшись, Бахмет, Щербатов и Аргамаков окружили ее, преградив путь, и заговорили все разом:

— Екатерина Юрьевна, не уходите, пожалуйста! — сказал Аргамаков.

— Если хотите, мы Бухвостову рот завяжем, так что он даже слова сказать не сможет до конца игры, — пообещал Бахмет.

— Отличная идея, — одобрил Щербатов. — Может нам всегда так делать?

Они продолжали шутить, стараясь развеселить замкнувшуюся девушку, и мало-помалу Катя поняла, что уходить ей и не хочется. Обида была сущим лицемерием с ее стороны, а в глубине души она осознавала, что вовсе не чувствует себя оскорбленной. Получается, в ней нет ничего от благородной барышни, если подобная наглость не оскорбляет ее достоинства, подумалось вдруг.

— Катюш, ну оставайся, раз твои рыцари тебя так просят, — буркнул Александр. — Бухвостов будет молчать, я тебе обещаю.

— Ну хорошо, так и быть, — проронила Катя, и под восторженные возгласы своих поклонников вернулась за стол.

— В конце концов, — заявил Щербатов, видимо, желая разрядить обстановку, — Бухвостов и не утверждал, что желает получить поцелуй именно Екатерины Юрьевны.

— Точно, — съязвил Бахмет, зажигая потухшую трубку, — может, Илья, он твой поцелуй жаждал получить?

Все захохотали, даже Катя не сдержала улыбки. Бухвостов надулся, но не произнес ни слова.

— Ну все, господа, забыли и вымели за дверь, — властно сказал Александр. — Так что ставим на банк?

— У меня есть идея, — откликнулась Катя. — Пусть проигравший расскажет свою самую страшную тайну!

— О, — оживился Щербатов, дымя трубкой, — это я люблю! Если фортуна от меня отвернется, я вас всех запугаю страшными историями!

— Знаем-знаем, — усмехнулся Михаил. — Про твою бабушку вампиршу?

— Ну вот, взял и растрезвонил, — упрекнул Щербатов. — Сорвал спектакль великому рассказчику!

— Ничего, новый спектакль выдашь. А то рассказами про свою бабушку который год из нас всех кровь пьешь.

— Ну а что же получит выигравший? — полюбопытствовал Щербатов.

— А выигравший, — Катя с улыбкой оглядела гвардейцев, — пусть потребует исполнения своего желания!

Гвардейцы заинтересованно уставились на девушку. Александр недовольно нахмурился, не зная, как расценить слова сестры.

— Черт возьми, — проронил Щербатов, — отличная идея! Пожалуй, в этом куда больше азарта, чем в игре на деньги.

Выдохнув клуб дыма, Бахмет не без иронии посмотрел на Катю:

— Господа, держу пари, Екатерина Юрьевна что-то задумала. Сергей, — обратился он к Аргамакову, который сидел рядом с девушкой, — ты проследи за demoiselle ponter, кто знает, что у нее там в рукаве припрятано.

— Я постараюсь, — улыбнулся Аргамаков.

Катя покачала головой, отвечая на взгляд Михаила:

— Вот увидите, я выиграю. И сделаю это честно.

— Даже страшно представить, что вы потребуете от проигравшего, — усмехнулся Бахмет.

— Но ставки, однако, получаются неравными, — заметил Щербатов. — От проигравшего требуется слишком много: и выполнение желаний, и открытие своих тайн…

— Да, пожалуй, вы правы, — согласилась Катя. — Так что же, сойдемся на желании? А тайны оставим на следующий раз.

— У нас будет следующий раз? — не без удовольствия уточнил Щербатов.

— Возможно. Так все согласны?

Никто не возражал, только Аргамаков застенчиво уточнил:

— А дозволено ли будет отыграться, если желание покажется проигравшему неприемлемым?

— Ну уж нет! — решительно возразила Катя. — Никакого отыгрыша, не стоит вносить сумятицу. Кто проиграл, тот проиграл, и платит по счетам безо всяких уверток!

Возможно, гвардейцы не были согласны, но возражать никто не стал: никому не хотелось показаться трусоватым занудой в глазах красивой барышни.

— Ну все, господа, играем, — сказал Александр. — Катерина, ну чего ты сидишь? Распечатывай колоду.

[1] Партию.

[2] Увеличивать ставки.

[3] Без увеличения ставки.

Катя сняла обертку с колоды, старательно перетасовала карты.

— Теперь смотри, — начал брат, — я банкомет. Ты понтируешь против меня. Вынь из колоды карту, на которую хочешь поставить и положи ее рубашкой вверх возле себя.

— Любую? — осведомилась Катя.

— Любую, да.

— А тебе ее показать?

Гвардейцы рассмеялись.

— Не надо, — терпеливо отозвался Александр.

Катя выбрала из колоды светловолосого червонного валета и положила его возле себя, как и требовалось, рубашкой кверху. То же самое сделали все остальные понтеры. Александр дал Михаилу снять карту со своей колоды, вложил ее в середину, «подрезав» колоду на две равные части и попутно объясняя:

— Если лоб, то есть верхняя карта, совпадают с достоинством той, на которую ты поставила, пусть даже и другой масти, то твоя карта бита. Если совпадает соник, — выигрыш твой. Дальше еще проще. Следи за картой, на которую ты поставила. Если она ляжет вправо, выиграл я. Если влево — ты. Вот и все.

Перевернув колоду лицом, Александр сдвинул вправо верхнюю карту, семерку пик, до половины открывая соника, — бубновый туз, так чтобы все игроки могли видеть обе карты.

Ни лба, ни соника ни у кого из игроков не оказалось, и Александр начал метать банк. Две кучки карт постепенно росли на столе, четные налево, нечетные направо. Чувствуя отчаянное сердцебиение в груди, Катя внимательно следила за прокидкой, впрочем, и все остальные понтеры не сводили глаз с каждого брошенного на сукно абцуга[1]. Игра с необычной ставкой явно захватила игроков, приободрился даже Бухвостов, и его напряженное сопение повисло над столом.

Наконец брошенная рукой Александра трефовая дама легла в правую стопку, и раздался голос Михаила:

— Sacristi… (Черт возьми (франц.)

С этими словами он швырнул на стол свою карту, — точно такую же черноволосую красотку трефовой масти и, откинувшись на спинку стула, мрачно задымил трубкой.