Марина Одинец - Блуждающий огонек

— А что тогда?

— Да ничего! Научите меня играть.

Откуда взялась эта неожиданная идея, Катя не знала. Но с другой стороны, что еще здесь можно было делать?

Гвардейцы явно были удивлены этой просьбой. Александр сердито кашлянул:

— Это еще зачем? Вот выйдешь замуж, тогда и будешь картами развлекаться… по маленькой, если супруг позволит. А сейчас ни к чему.

— Так уж и ни к чему? — возразила Катя. — Мало ли что, в жизни все пригодится. Так что, давайте, излагайте теорию, я внимательно слушаю.

Александр побагровел.

— Кать, иди к себе! — взорвался он. — Повышивайте там чего-нибудь с тетушкой. А здесь тебе делать нечего.

Катя еще не успела ответить, как раздался голос Бухвостова:

— Александр, я был бы счастлив исполнить желание Екатерины Юрьевны. И, думаю, друзья меня поддержат.

Катя одарила Бухвостова лучезарной улыбкой. Тот расплылся до ушей.

— Что скажете, господа? — она обвела невозмутимым взглядом Михаила, Щербатова и Аргамакова.

— Я не против, — застенчиво улыбнулся Аргамаков.

— Желание Екатерины Юрьевны — закон, — поддержал его Щербатов, перебирая дорогие перстни, унизавшие его холеные пальцы.

Александр с упреком посмотрел на друзей:

— Растаяли, да? Бабники! Бахмет, а ты чего молчишь?

Михаил устремил на Катю долгий взгляд, под действием которого замерло ее сердце, и после мучительно длинной паузы изрек:

— Ну, если княжна обещает не жульничать, не курить трубку, и не выпьет весь наш портвейн, то можно и удовлетворить желание дамы.

Гвардейцы рассмеялись.

— И ты туда же! — вздохнул Александр. — Ладно, черт с вами. Пусть остается.

— Но Екатерина Юрьевна еще не сказала, согласна ли она выполнить условия Бахмета, — с тонкой улыбкой вставил Щербатов.

— Обещаю делать только то, чему вы меня научите, — с мягчайшей кошачьей интонацией отозвалась Катя, глядя в глаза Михаилу.

Сердце было охвачено звонким трепетом, который она так любила в себе, тем пьянящим куражом, от которого начинало приятно покалывать кончики пальцев и кружилась голова. Вот для чего она рождена. Идти напролом, сметая к черту условности, самая красивая, самая отчаянная, очаровывая этих мальчишек и любого, на ком остановит взгляд. И его… того, кто смотрит на нее этими насмешливыми зелеными глазами и словно бы не принимает всерьез. Он будет ее, весь, без остатка, как самый преданный пес. Дело времени.

— Только талию[1] доиграем все же, — сказал Александр, не подозревавший, какие коварные мысли бродят в голове сестрички. — А уже потом приступим к обучению.

— Да, стоит закончить, — согласился Михаил, снова погружаясь в изучение своих карт, словно Кати и не было рядом. — Тем более, что меня наверняка ждет неплохой куш.

— Конечно, не у каждого хватит духу гнуть пароли[2], как ты, — покачал головой Щербатов.

— Ну не мирандолем[3] же мне играть, словно мальчик-юнкер, — отозвался Михаил.

Катя, вопреки высказанному намерению, почти не вникала в игру: ее заворожили руки Михаила, перебиравшие стопку карт. Как красивы были эти руки, каждое движение длинных пальцев пронизано чувственностью, уверенной силой и небрежным изяществом. Должно быть, с таким же изяществом он вонзил клинок в сердце несчастного Леднева, вдруг подумалось ей. Катя мысленно вздохнула, отгоняя от себя эти мысли. Думать о Ледневе ей сейчас не хотелось. Хотелось смотреть на Михаила, украдкой лаская взглядом линию направленных вразлет темных бровей, тени от густых, длинных ресниц, чеканный профиль и четкий абрис губ, которые сводили ее с ума. И руки, чью повелительную силу и нежность безумно хочется испытать на себе.

Он и в самом деле выиграл, раньше всех сдав свои карты. И рассмеялся в ответ на стон проигравшегося, видно уже не в первый раз, Бухвостова:

— Ничего, Василий, считай, в любви повезет.

Бухвостов многозначительно покосился на Катю, словно связывая с ней свои надежды на везение в любви, и та едва не фыркнула.

— А вы часто выигрываете, Михаил Алексеевич? — полюбопытствовала она, глядя на Бахмета.

Юноша устремил на нее пристальный взгляд, выдержал паузу и небрежно произнес:

— Если мне не изменяет память, княжна, вы сами в прошлый раз назвали меня шулером. Стало быть, я выигрываю практически всегда.

Александр оторвался от подсчитывания очков и уставился на друга:

— Моя сестра назвала тебя шулером?! Катерина, это правда? — сурово осведомился он.

Катя подчеркнуто смущенно кашлянула:

— Не припоминаю такого. Правда, мы пили коньяк, так что, ручаться не могу, но…

— Так вот кто у отца весь коньяк выпил, — протянул Александр. — Господа собутыльники, в следующий раз выбирайте себе другие напитки. С меня отец голову снимет, бутылка этого коньяка стоит, как три арабских жеребца!

— Так ты сам его и выпил весь! — хихикнула Катя.

— Подтверждаю, — отозвался Бахмет. — На нашу с княжной долю всего пол-шкалика пришлось. Все прочее в твоей глотке увязло, любезный друг.

Гвардейцы рассмеялись. Александр недоверчиво покачал головой, но спорить не стал.

— Возвращаясь к теме везения, — вставила Катя, — стало быть, в любви вам не везет?

Михаил посмотрел на нее, не скрывая усмешки:

— Екатерина Юрьевна, поверьте, я и не стремлюсь угнаться за двумя зайцами. Каждому свое. Если на то пошло, женская любовь — понятие столь же эфемерное, как и везение в карточной игре.

— Бахмет, — засмеялся Щербатов, — тебе ли жаловаться?

— А я не жалуюсь, Илья, просто излагаю свою точку зрения. Я вообще не склонен рассматривать жизнь как цепочку везений и невезений. Все зависит от того, под каким углом смотреть на вещи. Вполне возможно, что кому-то наши победы покажутся поражениями и наоборот. Каждый видит только то, что хочет видеть, не более того.

— Ну, что ты у нас философ, мы давно знаем, — сказал Бухвостов. — Только, помнится, ты сказал однажды, что если бы не карточные выигрыши, то тебе давно пришлось бы выйти из полка за неимением средств.

— Базиль, — укоризненно произнес Щербатов, мельком глянув на внимательно слушавшую Катю, — может быть, не стоит сейчас об этом?

— Екатерина Юрьевна, вы позволите? — абсолютно спокойный, Михаил кивком головы указал на трубку, лежавшую рядом на столе. Девушка машинально кивнула. Набив трубку табаком, он прикурил ее от пламени свечи, сделал несколько неторопливых затяжек и продолжил, отвечая на слова друга: — Ну почему же. Я не скрываю от своих друзей, что гол, как сокол. И, кстати, Екатерина Юрьевна об этом прекрасно знает.

«У вас девять братьев и сестер и потому рассчитывать на достойное наследство вам не приходится», — вспомнила Катя свои собственные слова и ощутила, как щеки, неизвестно почему, полыхнули жаром.

— Вот только я не совсем понял, каким образом это относится к моей, как ты говоришь, философии, — продолжал Михаил, раскуривая трубку. — Я пользуюсь тем, что дает мне судьба, для того, чтобы вести достойное дворянина существование. Если же судьба лишит меня своих милостей, что ж, я не стану из-за этого пускать себе пулю в голову.