Виктория Хэммонд - Искушение Марии д’Авалос

Спустили собаку Карло, и она ринулась на арену. Это отвлекло четвертую собаку, и медведица быстро с ней разделалась. Теперь она могла сразиться с новым противником. Тот медленно кружил вокруг, не сводя с нее глаз.

Мария почувствовала, что Карло рядом с ней так напрягся, что чуть не приподнялся со своего места. Боясь, что ее вырвет, она украдкой взглянула на него, но лицо его было непроницаемым, когда он переводил глаза с медведицы на свою любимую собаку и обратно.

Медведица, позабыв об ужасной боли от челюстей, которые все еще впивались ей в бок, обрела второе дыхание, заревев басом на собаку, явившуюся последней. Казалось, она понимает, что если ей удастся разделаться с этой черной дьявольской собакой, то она восторжествует. Внезапно она бросилась к ней, атакуя, и, возможно, действительно восторжествовала бы, если бы не поскользнулась в луже собственной крови. Собака Карло схватила медведицу за горло, прежде чем та ударилась головой о землю. Толпа зашепталась и поднялась как один человек, чтобы наблюдать, как жизнь уступает место смерти. Еще несколько минут большая медведица вцеплялась когтями в черную собаку, заставив ее ослабить хватку, а собака снова и снова хватала ее за горло, и когда глаза медведицы наконец погасли перед лицом смерти, собака рвала ее горло.

Это мерзкое проявление жестокости усугублялось для Марии страхом по поводу того, что придется рассказать Беатриче, что медведица убита. После той страшной болезни дочери на Искье Мария пристально наблюдала, не появятся ли у нее признаки меланхолии, но не было ни кошмаров, ни приступов отчаяния, ни истерик. Рассудок Беатриче был в полном порядке, и, по-видимому, она выкинула тот жуткий эпизод из памяти. Но девочка была чувствительна к страданиям других и обожала животных, так что Мария опасалась ее реакции на смерть медведицы.

Когда Мария вернулась в свои апартаменты, дочь ждала ее, как и предугадывала Мария. При виде расстроенного лица матери серьезное маленькое личико Беатриче сморщилось, и она убежала из гостиной. Мария простояла несколько минут, застыв в середине комнаты, и слеза стекала у нее по щеке, когда она прислушивалась к рыданиям, доносившимся из комнаты дочери, и к ласковому бормотанию Сильвии, пытавшейся утешить девочку.

следующие недели установился распорядок их жизни. Джеронима была права: брак не сделал Карло более общительным. В большом дворце он и Мария жили каждый своей жизнью: он — в своих комнатах и в музыкальной комнате с музыкантами, она — на женской половине, где читала или писала. Она выходила из дворца, чтобы присутствовать на церковной службе или повидаться со своей семьей, особенно с Антонией, во дворце которой часто собирался оживленный кружок друзей.

Привычки Карло были эксцентричными. Он вставал после полудня, а если не занимался со своими музыкантами, поднимался совсем поздно, в полпятого. Поскольку Мария часто удалялась к себе в восемь, то они по целым дням не видели друг друга. Иногда ей хотелось большей близости с Карло, поскольку ее идеалом был первый брак, когда они с Федериго были не только мужем и женой, но и друзьями. И все же она была рада резкому контрасту с браком с Альфонсо. Отсутствие теплоты и близости было предпочтительнее надзора, которому она подвергалась каждую минуту. Наконец-то она обрела свободу, о которой мечтала, и должна скоро найти способы более плодотворно проводить время. Ей импонировало то, что Карло сделал музыку главным в своей жизни; его талант и ученость были исключительными, а Мария восхищалась одаренными людьми. Он не мог провести ни одного вечера без музыки, и слабые звуки его лютни или цимбал, доносившиеся с нижнего этажа, давали ей смутное ощущение общности. Супруги даже ели отдельно. Порой Марии приятно было побыть одной, но случались вечера, когда она жаждала интеллектуального общения. Карло не хотел отказываться от своей давней привычки ужинать в постели, раздевшись. За ужином он соблюдал испанские обычаи: прежде чем подать ему чашу с вином, вносили зажженный факел, и он прикрывал свою тарелку, пока пил. Прислуживали ему слуга Пьетро и священник Алессандро. Этот молодой человек с тонкими чертами лица и высокомерным поведением был духовником Карло, а также его любимцем. А еще он был музыкантом и хорошо играл на виоле да гамба. Мария невзлюбила его, сама не зная почему. Правда, его присутствие в спальне в брачную ночь оскорбило ее и поставило в тупик. Но теперь она видела его крайне редко.

Единственное изменение в распорядок дня вносили отлучки Карло, когда он уезжал с отцом, чтобы заняться делами в своих поместьях Веноза и Джезуальдо, или отправлялся с друзьями на охоту в Аструни, в восьмидесяти километрах от Неаполя.

Мария начала лучше узнавать мужа. То, что чувствовал Карло, отражалось у него в глазах, а чувства у него были сильные. Если он был счастлив, глаза его сияли, и он был многословен, если же он злился, то это была холодная ярость. Если презирал, то это было язвительное презрение, уничтожавшее человека. Порой он скрывал свои чувства под маской, и тогда люди особенно его боялись.

Однажды ночью, через три недели после свадьбы, Карло вошел в ее спальню, вернувшись с охоты. Он не переоделся и не вымылся, что она сочла неделикатным с его стороны. Он был в возбужденном состоянии, которое сдерживал, и это завело Марию, так что она решила не обращать внимания на запах пота, исходивший от мужа, и пятно крови у него на манжете. Однако через несколько минут она поняла: сексуальное желание вызвано у него не близостью жены, а чем-то, не имеющим к ней отношения, чем-то, имевшим место до его появления в ее спальне. У нее возникло неприятное подозрение, что его возбудила охота — он всегда испытывал сильные эмоции, убивая животных, — и она отдалась его ласкам с желанием, граничившим с легкой тошнотой.

Прежде чем коснуться жены, он смачивал ее груди жидкостью из маленького флакона, которая пахла мускусом, и Мария не знала, что заставляет его целовать ее тело: этот запах жидкости, полученной из рогов лося, или ее прелести. С их первой брачной ночи она позволила Карло главенствовать во время занятий любовью, ибо он любил командовать, и вела себя пассивно, получая удовольствие только от его движений. Однако в последнее время она начала понимать, что права была Антония, сказавшая, что единственная реальная власть над Карло для Марии кроется в их спальне. Пора было пустить в ход то, чему научил ее Федериго. Хотя она не применяла это во время брака с Альфонсо, но полностью не забыла. Поскольку Карло любил утонченность, он улыбнулся, когда Мария продемонстрировала свое искусство, и ответил на ее изысканные ласки. Побаюкав его в тихих водах приятных ощущений, она начала направлять его к необузданной страсти, к экстазу, считая, что наконец-то завладела им. И вдруг Карло замер и, отстранившись от нее, холодно спросил: «Ты пытаешься взять надо мной верх?» И он откинулся на спину. Она начала бить кулаками подушку, заплакав от разочарования, а он молча встал и вышел из комнаты.