Виктория Хэммонд - Искушение Марии д’Авалос

ворец Карафа располагался всего лишь в квартале от Сан-Северо — нужно было лишь повернуть налево с площади Сан-Доменико Маджоре и немного пройти по длинной узкой улице с названием Спакканаполи. В любом другом месте Мария и Беатриче со своим сопровождением добрались бы менее чем за пять минут, но Спакканаполи была центром самого многолюдного города в мире, так что им приходилось пробиваться через толпу. За последние десять лет население Неаполя утроилось, составив двести тысяч человек. Большинство проживало в шести-семиэтажных зданиях, самых высоких в Европе, стоявших по обе стороны этой улицы, куда не заглядывало солнце. Нигде больше не было такого контраста между богатством и нищетой, великолепием и убожеством, как в Неаполе, — особенно на Спакканаполи. Именно этот квартал заработал Неаполю репутацию самого богатого и порочного города в мире.

Для Марии Спакканаполи всегда ассоциировалась с насилием. Драки на ножах и смертельные стычки между бродягами, головорезами, картежными шулерами, сводниками, ворами и прочими негодяями были здесь постоянным явлением. Они могли вспыхнуть в любую минуту. Но даже когда здесь было тихо, и неаполитанцы бродили по улице, поглощенные своими делами, как обычно, потупив глаза, над этим местом витала атмосфера скрытой угрозы.

Когда Мария со своими спутниками пустилась в путь, вход в Спакканаполи загородила шумная компания студентов и преподавателей. Поблизости находился университет Неаполя, и преподаватели собрались на площади Сан-Доменико Маджоре, дабы продемонстрировать ценность теоретических знаний студентам, возмущенным ярко выраженной религиозной направленностью занятий. Один длинноволосый преподаватель, размахивая в воздухе книгой и с трудом перекрывая шум, вещал что-то о новых науках. Мария, заметив, что он вооружен, прижала к себе Беатриче. Некоторые студенты тоже были при оружии. Трое стражников в ливреях Карафа, окружив Марию и Беатриче, проталкивались через толпу. Беатриче была в восторге от того, что ее защищает семья отца; они медленно продвигались по самой длинной и самой старой улице Неаполя — главной артерии города римлян, а до них — греков. Древние руины, поросшие сорняками и покрытые пылью столетий, виднелись между церквями и дворцами. Отвратительный запах грязных тел исходил от нищих и инвалидов, сидевших в тени у стен развалин. Мария дала Беатриче несколько монеток, чтобы бросить им. Беатриче давала их только женщинам с младенцами на руках. Все эти несчастные выглядели для Марии на одно лицо: их глаза, нос, бледная кожа были одинаковы — сестры по нищете. На таких женщин была направлена благотворительность Джеронимы, и Мария молча поблагодарила Карло за то, что он запретил ей в этом участвовать.

Молодой бандит в короткой красной накидке снял шляпу с пером и поклонился Марии. В следующую минуту какой-то курчавый негодяй встал у них на пути и, громко откашлявшись, плюнул на сапог одного из стражников, а затем растворился в толпе. Сморщенная старуха в косынке, глазевшая на улицу с тенистого балкона, осыпала стражников оскорблениями, в то время как ее дочь, кормившая младенца грудью рядом с ней, сделала неприличный жест. Время от времени из толпы доносились фразы: «разбойники Карафа», «испанские подонки». Беатриче, которую до сего момента пленяла уличная жизнь, взглянула на мать, удивленная этими проявлениями ненависти.

— Почему они говорят такие вещи? — спросила она.

— Потому что Карафа, когда выходят на улицу, берут с собой для защиты стражников, и простые люди не любят их за это.

Это было сильное упрощение, но Мария полагала, что Беатриче довольно скоро узнает правду — может быть, даже сегодня, от Мадделены. Оскорбления и вызванные ими воспоминания заставили Марию похолодеть. Даже несмотря на то, что, по сравнению с воплями в адрес Карафа семь-восемь лет назад, сегодняшние насмешки и оскорбления были не самыми грубыми, и их произносили скорее по привычке. В следующую минуту эти отдельные выкрики поглотил оглушительный рев; на улице появился отряд испанских солдат, ехавших верхом; они сшибали уличные ларьки, надменно прокладывая путь в толпе. Стражники Марии, перешагнув через почти незаметного нищего, подвели Марию и Беатриче к стене и встали перед ними, защищая. Молодая служанка в расцвете недолговечной красоты низших классов, вскрикнула от отвращения, когда, пятясь от солдат, с ней столкнулся старик с огромным воспаленным зобом на шее. Грязный босой ребенок лет пяти с быстротой молнии стянул из ее корзины круглый кусок сыра и исчез в толпе. Беатриче заморгала: не привиделось ли ей это? А служанка даже не заметила. Солдаты с шумом проскакали мимо, и теперь навстречу Марии попались монахи-доминиканцы, направлявшиеся в Сан-Доменико Маджоре. Два послушника выглядели оживленными, у тех, что постарше, был степенный вид. Не обращая внимания на товар торговцев рыбой и фруктами, Мария смотрела на ларьки, где торговали керамикой и тканями. Она остановилась, чтобы купить у уличного разносчика гофрировальную палочку для широких белых брыжей, которые Карло надевал для концертов и визитов.

Из дворца слева вышла разряженная пара: женщина была в горностае и драгоценностях, на мужчине — просторный плащ, отороченный собольим мехом. Когда они приблизились вместе со своими телохранителями, женщина остановилась и взволнованно воскликнула:

— Мария! Мария д’Авалос! Это в самом деле вы? Ну конечно! Посмотри, это же твоя прекрасная кузина вместе с… Кто же это? Только не говорите мне, что это Беатриче! Она уже настоящая маленькая дама! Когда я последний раз тебя видела, ты была совсем малышкой!

Мария радостно обменялась приветствиями и обнялась с этой красивой парой, представив их Беатриче как своих родственников, Лоренцо и Челестину Пикколомини, герцога и герцогиню Мальфи.

— Куда вы направляетесь с Беатриче, Мария? — спросил Лоренцо, удивленный присутствием стражников Карафа.

— В палаццо Диомеде Карафа, — ответила Мария. — Беатриче пора увидеть место, где она родилась.

— Ах, да, — пробормотали Пикколомини, хорошо осведомленные о том, что когда-то случилось в том дворце.

— Мы знали твоего отца, — обратилась Челестина к Беатриче с улыбкой. — Ты знаешь, как его называли люди нашего круга?

— Ангелом с небес? Мама об этом рассказывала, — с гордостью ответил ребенок.

— Совершенно верно, — расплылась в улыбке Челестина. — А ты знаешь, почему?