Жюльетта Бенцони - Сделка с дьяволом

— Ах, уберите его, — застонала она, — я задыхаюсь…

Тимур сбросил потерявшего сознание Батлера на пол, Мармон зажег свечи, а Фелисия, слегка покачиваясь, поднялась с кровати.

— Боже, как же я испугалась! — призналась она.

— Почему же ты не разрешила нам тотчас вмешаться, госпожа принцесса? — проворчал Тимур.

— Потому что я хотела проверить, правильны ли мои рассуждения, — ответила молодая женщина, потирая горло.

— После таких проверок нетрудно попасть на кладбище, — с упреком сказал Мармон. — Найдется ли у вас выпить чего-нибудь крепкого? По-моему, мы все в этом нуждаемся.

— Принеси коньяк, Тимур! — приказала Фелисия, опускаясь на колени возле Батлера. На голове его была страшная рана, но он еще дышал. — Ты здорово постарался.

— Если бы не мое старание, ты, хозяйка, была бы уже мертва или одноглаза.

— Он мертв? — спросил Мармон.

— Нет, но серьезно ранен, по-моему.

— Тогда самое простое — это завершить начатое, — заявил Тимур, вновь хватаясь за подсвечник.

— Я же отправила тебя за коньяком. Что будем с ним делать, друг мой? — добавила Фелисия, достав платочек и приложив его к ране. — Мы не можем доставить его в таком состоянии в полицию, как мы задумали.

— Ах, чувствительная душа! — усмехнулся Мармон. — Однако придется поступить именно так, пригласив прежде доктора.

— Здесь недалеко живет один. Я пошлю Тимура.

В этот момент вошел Тимур с коньяком, и Фелисия и ее кавалер с удовольствием выпили изрядную порцию.

Тимур разбудил слуг — дальше скрывать случившееся было невозможно — и отправился за доктором.

Доктора Хофмана, поселившегося несколько лет назад на Херренгассе, часто вызывали к себе герцогиня де Саган, Кински или князь Штаремберг, и он знал, как вести себя с аристократами. Он склонился перед Фелисией, как будто она была королевой, затем тщательно осмотрел раненого и отсоветовал везти его в полицию.

— У этого человека травма черепа. Он серьезно ранен и еще очень долго не сможет отвечать на вопросы… если вообще сможет. С другой стороны, люди барона Седлинского грубы, и не очень приятно видеть их у себя…

— Вы что, хотите, чтобы он лечился здесь, у мадам? — спросил Мармон. — Он же чуть ее не убил!

— Согласен, месье, поэтому самое лучшее перенести его ко мне, у меня две комнаты…

— А почему бы не отправить его домой? — предложила Фелисия. — Он живет почти напротив дворца под именем месье Ле Гоффа, слуга его отзывается на имя Морван.

Доктор Хофман уставился на молодую женщину с неподдельным изумлением.

— Так вы его знаете? Это не грабитель и не бродяга?

— Да нет, доктор. Только остерегайтесь делать вывод, что наше хобби — убивать соседей. Этот человек очень опасен.

— Еще один довод в пользу того, чтобы отвезти его ко мне. За ним будут не только ухаживать, но и наблюдать. Но если вы все же хотите вызвать полицию, мне здесь больше нечего делать. Они займутся им на свой манер. Если я правильно понял, он француз? Их не очень жалуют после Эсслинга и Ваграма. Полицейские зачастую излишне грубы, и я боюсь…

— Вы не очень жалуете полицию, доктор? — спросила Фелисия.

— Не очень, вы правы. Я слишком хорошо знаю их методы. В их лапах он завтра же умрет. В таком случае зачем было меня вызывать?

Фелисия с симпатией посмотрела на доктора. Он оказался честным, мужественным и очень ей понравился.

— Успокойтесь, — сказала она, смягчая тон. — Я не вызову полицию и не буду подавать жалобу. Дорогой герцог, — обратилась она к Мармону, — не соблаговолите ли сообщить французскому послу, чтобы он занялся этим человеком и позаботился, если тот выздоровеет, о его выдворении в Бретань?

— Если таково ваше желание…

Лицо молодого доктора осветилось улыбкой, и он стал похож на подростка, счастливого оттого, что его поняли. Он был из тех редких людей, для которых близки и понятны страдания любого человека.

— Вы добры и великодушны, мадам.

— Не будьте излишне доверчивы, месье. Вы попытаетесь его вылечить?

— По правде говоря, не знаю. Это зависит от того, как глубоки повреждения. Лечение может быть длительным, возможно, он потеряет разум…

— Ну, положим, разум он потерял давно. Сошел с ума от любви.

— В таком случае он еще больше заслуживает сожаления. А теперь, мадам, не отдадите ли вы распоряжение, чтобы раненого перенесли ко мне?

Один из слуг сбегал к доктору Хофману домой за носилками. Батлера, который все еще был без сознания, уложили на них, накрыли одеялом и спустили вниз. Тимур привел его слугу, у того был растерянный, встревоженный вид.

— Ты поможешь нам отнести твоего хозяина к доктору, — приказал ему турок. — И помалкивай, если не хочешь оказаться в полиции за соучастие в покушении.

Стоя на балконе, Фелисия и Мармон провожали взглядом небольшой кортеж, носилки несли медленно и осторожно, чтобы не ухудшать состояние раненого.

— Надеюсь, на этот раз мы от него избавились, — вздохнула Фелисия. — Гортензия будет довольна: Батлер остался жив.

— Да нет, у меня есть кое-какой опыт, я знаю эти раны. Редко кто выживает после них. Но я рад, что для вас все кончилось, — добавил он.

— Скажите лучше — для нас, — улыбнулась Фелисия. — Теперь вы тоже будете спать ночью дома, в своей постели.

— Я бы с удовольствием предпочел ей кушетку в вашей малой гостиной. Я сгибался на ней почти пополам, но был возле вас. И мне казалось, я занимаю какое-то место в вашей жизни.

— Оказанная вами услуга дает вам право на это место, и никто не смеет у вас его отнимать, друг мой.

Она подала маршалу руку, тот страстно прижался к ней губами, но Фелисия через мгновение руку отняла.

— А теперь возвращайтесь к себе. Я хочу наконец выспаться. Приходите завтра вечером…

— Завтра? Я смогу… — Он рассмеялся.

— К обеду, конечно, а вы о чем подумали?

Находившаяся в деревенской глуши Гортензия со смешанным чувством грусти и облегчения узнала о том, как был выведен из игры тот, кого следовало называть ее врагом. Кокетка втайне порадовалась бы, что смогла довести мужчину до такого безумия. Гортензия же лишь искренне сожалела о столь преступной настойчивости Патрика Батлера, который не просто преследовал двух женщин, стараясь отомстить им, но еще и вообразил, что можно заставить полюбить себя вопреки всякой логике, и в конце концов дошел до насилия.

— Проще было бы попытаться стать другом, а не вести себя как дикий зверь! — вздохнула она.

— После всего того, что он нам обеим сделал, трудно даже представить себе, что он мог бы предложить нам дружбу, — ответила Фелисия. — Он намеренно избрал насилие, ибо это отвечало его характеру…

— Может, он был бы другим, если бы я его любила?