Эйлин Драйер - Как истинный джентльмен

— Так это твой муж? — укоризненно спросила миссис Харпер.

— Не мой, — тихо ответила Грейс.

Эти два слова больно ударили его по сердцу. Рядом с Грейс стояла другая женщина, хрупкая, смуглая и необычайно красивая в свободном платье из бирюзового шелка, какие обычно носят индианки. Она не смотрела на Диккана, разглядывая содержимое ящиков, которые заполнили всю комнату.

Она напоминала зал компании, занимающейся импортом.

— Не ожидала тебя здесь увидеть, Диккан, — призналась Грейс.

— Нет? А чего ты ожидала?

Она пожала плечами, свет причудливо играл на ее волосах.

— Я ожидала, что ты, как обычно, будешь наслаждаться жизнью. Решила, что мне пора вернуться домой и кое-что уладить.

— Хочешь сказать, сбежать?

Другая женщина поморщилась бы от этих слов.

— Я предпочла бы сказать «вырваться из плена», но полагаю, мы друг друга поняли. Мне просто хотелось снова увидеть то, что принадлежит мне.

Диккану не надо было оборачиваться, чтобы увидеть своих спутников. Он понял, что они уже находятся в комнате, по тому, как изменилось выражение лица его жены. Она словно стала выше и царственнее. А он еще больше упал в ее глазах. Теперь его репутация была связана с людьми, которых он презирал.

Не обращая внимания на то, что они в комнате не одни, Диккан поднял монокль и осмотрелся вокруг.

— Что же именно вам принадлежит, мадам?

Грейс не отвела взгляда.

— Лонгбридж, — тихо ответила она. — Его оставила мне тетя.

Он кивнул, стараясь сохранять спокойствие. Он должен был совершить чудовищный поступок по отношению к этой тихой женщине. И ничего нельзя изменить.

— Но ты вышла за меня замуж. — Диккан повертел в пальцах монокль. — Не забыла об этом, дорогая моя? Я, конечно, понимаю, что походы по испанской грязи не располагают к изучению брачных законов. — Он со скучающим видом вздохнул. — То, что принадлежало тебе, теперь мое, Грейс. Твои деньги, твоя лошадь, твой дом, твои слуги. У тебя ничего нет, Грейс. Все это теперь мое.

Он понял, что его удар достиг цели. Он почти физически это ощущал. Грейс действительно верила, что может спастись от враждебно настроенного к ней света в этом старинном, уютном доме. Она думала, он поймет.

— Ты ведь можешь оставить мне хотя бы это, Диккан, — чуть слышно ответила она.

Он подумал, что никогда не сможет простить себя. Чуть склонив голову, он постучал моноклем по подбородку, словно в раздумье.

— Могу ли я спустить с рук неповиновение и унижение? Не думаю. Как это будет выглядеть, если моя жена просто уйдет от меня после всего того, чем я ради нее пожертвовал? Это может погубить мою репутацию самого неотразимого мужчины в Европе.

За спиной он услышал сдавленный смешок и понял, что, когда все закончится, он лично уничтожит Летицию Торнтон. Возможно, даже задушит собственными руками.

— На этот раз я не стану тебя наказывать, Грейс, — продолжал он. — Твои друзья могут остаться. Дом ведь нельзя бросить просто так. Но ты возвращаешься. Когда я приеду домой, то исправлю свою непростительную ошибку и изучу список твоего приданого с моим адвокатом. В том числе и все то, что ты прячешь от меня в этих ящиках.

Грейс попятилась, словно защищая ребенка от волков.

— Это невозможно.

Диккан приподнял бровь:

— Почему же?

— Уверены, что она у вас ничего не украла? — с ехидцей поинтересовался Смит. — Может быть, она решила встретиться здесь со своим любовником и тайно переправить ваши сокровища на континент?

После Летиции Торнтон он уничтожит Смита.

— Грейс?

Она выпрямилась, как солдат перед лицом нацеленных на него ружей. Обе женщины подошли ближе. Диккан видел только Грейс. Мог ли он надеяться, что она все правильно поймет? Поверит ли, что он говорит все это не всерьез? В какую дьявольскую игру его вовлекли!

— Ты можешь забрать дом, — тихо произнесла она. — Можешь даже забрать Эпону, хотя она никогда не позволит тебе оседлать ее. Но я потратила всю жизнь, чтобы собрать то, что лежит в этих ящиках. Все это мое, и я предпочту это сжечь, чем отдать тебе.

— Ради Бога, Грейс! — рявкнул Диккан, теряя терпение. — Ради чего вся эта мелодрама?

— Серебро, — восторженно произнес Торнтон. — Золото. Семейные ценности Хиллиардов. Смит прав. Лучше посмотреть.

Диккан не ответил. Он подошел ближе, внезапно охваченный любопытством: что с такой яростью могла защищать его жена? Оттолкнув ее, он запустил руку в ящик, полный решимости покончить со всем этим. Он больше не мог видеть ее испуганного лица. Грейс пыталась ему помешать, вскрикнула. Диккан схватил первую попавшуюся под руку вещь.

Подушка.

Изумрудно-зеленая шелковая подушка с золотыми кистями и вышитым золотыми нитками павлином. Диккан изумленно уставился на нее, словно желал получить ответ. Отбросил подушку в сторону и снова полез в ящик, вытаскивая расшитые драгоценными камнями подушки, невероятно мягкую золотистую кашемировую шаль, бесконечные отрезы шелка ярчайших оттенков: оранжевые, розовые, светло-зеленые, желтые. Подошел к другому ящику, и там опять были подушки, ткани, блестящая медная посуда, бусы и браслеты. Попался даже пояс для танца живота.

— Что все это значит?

Конечно, Диккан сразу догадался, что перед ним трофеи восточного торговца. Убранство шатра визиря. Цвета, ткани и звуки экзотических стран, которых большинство людей никогда не увидят.

В следующем ящике были бусы. Плетеные корзины. Замша с бахромой, нежная и белая, словно из сказки. Меха, перья и ткани из Америки. Подняв красное тканое одеяло, он отступил назад, и у него перехватило дух. Взглянув на жену, Диккан увидел в ее глазах боль, и в душе у него все перевернулось. Он только что нанес ей самое страшное оскорбление. Он держал в своих руках тайну Грейс Фэрчайлд.

Грейс, которая всю жизнь носила серые платья, чтобы помочь своему отцу, вынужденная соблюдать приличия и придерживаться пастельных тонов, чтобы порадовать Диккана, самую сокровенную тайну хранила в ящиках посреди Беркшира.

Цвета. Ткани. Буйство фантазии. Драгоценности со всего света и самые прекрасные творения человеческих рук, созданные вдали от Англии. Полные ящики вещей, заботливо собираемых в течение долгих лет, чтобы однажды она могла полюбоваться ими. И теперь он не только отдал это хрупкое бьющееся сердце на растерзание стервятникам, но и бездумно бросил его на пол.

— Господи, Хиллиард, — насмешливо произнес Торнтон. — Это еще хуже, чем кража. Кажется, твоя женушка собирается открыть лавку. Вот потеха-то будет!

Диккан увидел, что его слова стали для Грейс последним ударом. Он положил на место одеяло, медленно повернулся и уставил на Торнтона монокль.

— Кажется, я уже говорил тебе, Торнтон, есть вещи, которых я не потерплю. — Толстяк напрягся, и Диккан сузил глаза. — Ты ведь понимаешь меня, не так ли?