Барбара Картленд - Медальон для невесты

«В тот день я была счастлива… Счастливее, чем за всю мою жизнь! Только не понимала этого…»

Теперь-то Тара знала, что даже радость от пребывания в Эдинбурге с родным отцом не способна сделать ее по-настоящему счастливой.

«Я слишком неблагодарна, — решила она, — если хочу большего».

Однако никакие слова не способны были остудить ее влечения к герцогу. Она тянулась к нему всем существом, осознавая в то же время всю тщетность своих надежд. И от этого будущее казалось ей мрачным, страшило.

Как только они свернули к долине, Тара увидела, что герцог, скакавший под проливным дождем, пустил коня куда-то в сторону. Она поняла, что он хочет сократить путь и быстрее добраться до замка.

Страх, что герцог должен непременно промокнуть до нитки, изрядно отравлял Таре ту радость, какую она испытала при виде знакомых башен и развевающегося на ветру флага.

«Вот я и дома!» — мысленно воскликнула она. Но внутренний голос тут же спросил: «А надолго ли?»

Мистер Фолкерк поджидал ее на ступенях замка. Лакей распахнул дверцу кареты, и Тара бросилась к старому другу прямо в его объятия.

— Приветствую вас в вашем доме! — Глаза его лучились искренней радостью, он улыбался ей такой знакомой и доброй улыбкой.

— Как прекрасно, что я вернулась! — воскликнула Тара.

— Рад видеть вас, — отвечал мистер Фолкерк, сдерживая все ж таки свою радость, чтобы она не выплеснулась через край и никому не показалась чрезмерной. — Вы выглядите… у меня нет слов… я в восхищении!

Тара совсем забыла о том, что ее новый облик должен был стать сюрпризом для мистера Фолкерка. На голове у нее красовалась модная шляпка, отороченная перьями, а изящный плащ зеленого шелка элегантно сочетался с того же оттенка шелковым платьем. Словом, она ничуть не напоминала сейчас ту сироту, что покинула замок тремя неделями раньше.

Впрочем, мысли Тары были о герцоге.

— Как его светлость? — с тревогой спросила она. — Наверняка он промок до нитки!

— Я настоял на том, чтобы он побыстрее снял с себя мокрую одежду и принял горячую ванну, — отвечал мистер Фолкерк, отводя от нее глаза. Радость его затуманилась предательским чувством незаконного разочарования, в котором он не хотел признаваться даже себе: как бы ему хотелось, чтобы за него вот так же тревожилась прекрасная женщина и к нему обращала такой же взгляд, в котором сияла любовь — сомнений у него не было: Тара полюбила его господина, статного, красивого герцога, а он, Фолкерк… Что ж… Он, Фолкерк, должен просто взять себя в руки и не давать воли мечтам с радужным отблеском этой маленькой сияющей феи…

И он вдруг почувствовал себя бродячим музыкантом из древней легенды — снедаемый многолетней грустью, тот ходил по деревням и играл на волынке мелодии, которые сочинял сам. Одна прекрасней другой, хотя он об этом не подозревал, просто выражая музыкой то, что чувствует его сердце. А однажды он встретил девушку. Она была в зеленом, как трава, платье и в зеленом плаще — как сейчас Тара. Девушка, заслышав нежные и тягучие звуки волынки, плывущие в душистом от вереска воздухе, сама подошла к музыканту и позвала его за собой, и он повиновался, отправился следом лесной дорогой. А девушка оказалась королевой эльфов, которая привела его на скрещенье дорог и попросила, чтобы музыкант выбрал одну, и дорога эта станет его судьбой. Музыкант выбрал дорогу среди скал и камней, не польстившись на ту, которая привлекала пейзажами по сторонам и пеньем птиц. И не ошибся, ибо эта вторая вела к пропасти, а каменистая — к озеру среди холмов…

Может быть, подумалось Фолкерку, и ему предстоит некий выбор?

Тара же с облегчением вздохнула.

— Он наотрез отказался ехать со мной в карете!

— Полагаю, у его светлости хватит здравого смысла отдохнуть перед ужином. Вам я настоятельно советую сделать то же. — Наклон головы, которым Фолкерк выразил ей почтение, красноречиво свидетельствовал о его готовности ей служить.

— Но как же… Мне нужно столько всего рассказать вам! — с горячностью запротестовала Тара.

— Это может подождать до вечера, — рассудительно ответил ей мистер Фолкерк, но в душе его всколыхнулась волна благодарности и признательности. — Тем более что его светлость попросил меня поужинать с вами…

— Вот и замечательно! — воскликнула Тара и, верным изящным движением удерживая полу плаща, чтобы не наступить на его край, легким шагом пошла рядом с мистером Фолкерком. Походка ее была плавной, скользящей, голову в шляпке она несла гордо, и взгляд ее слегка из-под ресниц был безукоризненно выверенным: так и должна смотреть настоящая леди, когда ее душу терзает смятение…

Но в голосе ее прозвучало так же и то, что она чувствует в дополнение к радости поделиться с мистером Фолкерком эдинбургскими впечатлениями.

В чем дело? Почему герцог не желает ужинать только с нею одной? Она не могла избавиться от подозрений, что он просто не желает оставаться с нею наедине!.. И потому пригласил мистера Фолкерка разделить с ними трапезу…

Хотя она совсем не против ужинать в обществе мистера Фолкерка.

— Мы столько всего съели вместе, что юбки перестали на мне застегиваться! — рассмеялась она, и он ответил ей радостным смехом…

Отсмеявшись и вытерев выступившие от смеха и спрятавшиеся в морщинках у глаз слезы, Фолкерк проводил Тару наверх. По пути она оживленно болтала, рассказывая ему о том, как весело было в Эдинбурге и как понравился ей король.

— Кланы выглядели просто великолепно во время смотра! — доложила она. — Только я пожалела, что герцог не смог вести Мак-Крейгов.

— Я думаю, ему бы этого тоже хотелось, — отвечал ей мистер Фолкерк. — Но он чувствовал себя не настолько хорошо, чтобы сразу пуститься в путь вслед за вами.

— У него что, был рецидив? — с тревогой стала допытываться Тара.

— Не совсем, — с сомнением ответил ей мистер Фолкерк. — Просто после вашего отъезда он погрузился в уныние. Гектор сказал, что ночами он плохо спал. Боюсь, его мучили боли.

— Мне не следовало уезжать, — с огорчением прошептала Тара. И тут же вспомнила, как герцог заявил ей в тот вечер: «Тебя тут ничто не держит». Нет, не уехать она не могла!

Раздеваясь у себя в спальне, она не переставала думать о муже. Однако дверь между их комнатами была закрыта так плотно, будто ее заперли на засов. Приняв ванну, Тара легла в постель и спустя какое-то время уснула.

Пробудилась она через два часа полностью освеженная. Для ужина с герцогом и мистером Фолкерком Тара выбрала самое красивое из своих новых платьев. Бледно-голубое, открывающее шею и плечи, но с большим, более темного оттенка, пушистым шарфом с еще более синей каймой, в который можно было закутаться в холодной столовой, пока камин не прогреет ее: каменные стены замка хранили в себе ветра и ненастье, замкнув их на годы и десятилетия, и самое яркое солнце было не властно согреть изнутри древнюю ледяную кладку.