Сара Маклейн - Две недели на соблазнение

Эти шепотом произнесенные слова, такие искренние и полные печали и сожаления, чуть не стали его погибелью. Прежде он считал, что она получала удовольствие от скандалов, следовавших за ней по пятам. Он думал, что она радовалась скандалам, провоцировала их. Но теперь, стоя в полутемной конюшне, Саймон наконец-то стал осознавать: скандал вовсе не ее выбор, скандал — ее бремя, ее крест.

— Не думаю, что ваш брат позволит вам уехать, — сказал он по-итальянски.

Джулиана резко развернулась к нему, и он заметил страх в ее огромных голубых глазах. Но страх тут же сменился раздражением, и она спросила по-английски:

— Вы давно здесь?

— Достаточно давно.

Она окинула взглядом стойло, словно искала путь к бегству. Словно боялась его. Но потом, похоже, вспомнила, что не боится никого и ничего. И, прищурившись, заявила:

— Подслушивать нехорошо, ваша светлость.

Он прислонился к дверной стойке и тихо сказал:

— Можете добавить это к списку моих недостатков.

— В Англии не хватит бумаги, чтобы перечислить их все.

Он с усмешкой ответил:

— Вы ранили меня в самое сердце, мисс Фиори.

Она нахмурилась и снова повернулась к своей лошади.

Потом пробурчала:

— Ваша светлость, разве вам никуда не надо?

Герцог пожал плечами.

— Я был приглашен на обед, но он слишком рано закончился.

— Судя по всему, было ужасно скучно, не так ли? Разве вам не хочется в ваш клуб? Могли бы рассказать там о сокрушительном ударе по нашей репутации другим надменным аристократам в облаке сигарного дыма, за стаканом скотча. И вообще, наверняка у вас есть дела поинтереснее, чем стоять в конюшне и смотреть, как я чищу свою лошадь.

— В вечернем платье. — «В потрясающем платье», — добавил он мысленно.

Она пожала плечами.

— Только не говорите, что на сей счет в Англии тоже есть правила.

— Правило существует. А именно: леди не должны чистить лошадей в вечерних платьях.

— Неужели?

— Да, не должны. И поверьте, я никогда не видел, чтобы лошадь чистила леди, так хорошо одетая.

— И сейчас не видите.

— Прошу прощения, не понял…

— Вы и сейчас не видите леди, делающую это. Думаю, после сегодняшнего вечера стало окончательно ясно, что я не леди, не так ли? У меня нет родословной, требующейся для подобной чести. — Помолчав, она пристально взглянула на него. — Зачем вы искали меня?

«Если бы я знал», — подумал Саймон.

Она вновь заговорила:

— Подумали, что теперь, когда наша мать вернулась, вы можете прийти ко мне в конюшню и я поведу себя так, как она? — Эти ее слова были на редкость дерзкими и неприятными, и Саймону захотелось схватить ее за плечи и встряхнуть хорошенько.

Но он не сделал ничего подобного. И по-прежнему молчал.

— Или, может, — не унималась Джулиана, — вы не смогли устоять против возможности лишний раз убедиться, что я испорченный товар после сегодняшнего вечера? Уверяю, вы не сможете сказать ничего такого, чего бы я уже сама не знала.

Наверное, он это заслужил. Но все-таки неужели она и впрямь подумала, что он воспользуется этой возможностью — этим вечером, — чтобы поставить ее на место?

— Джулиана, я… — Он шагнул к ней, но она выставила перед собой руку, останавливая его.

— Только не говорите мне, что это все меняет, Лейтон.

Джулиана никогда не называла его так, только «ваша светлость», насмешливым тоном, ужасно раздражавшим его, или изредка — Саймон. Но сейчас она использовала герцогский титул, и это очень его расстроило.

Саймон и на сей раз промолчал, а она рассмеялась холодным и колючим смехом, совсем не походившим на ее обычный смех, и добавила:

— Произошедшее сегодня лишь подчеркивает все то, что вы уже знали. Все, что знали с самого начала. Как вы там говорили? Что я форменный скандал? — Она склонила голову к плечу, притворяясь, что глубоко задумалась. — Что ж, возможно, вы были правы. И если у вас и были еще какие-то сомнения, то женщины, появившейся сегодня в столовой, было вполне достаточно, не правда ли? Эта женщина все погубила. Снова…

В ее словах была разрывающая душу печаль, и Саймон, не выдержав, проговорил:

— Она — не вы.

Джулиана, конечно же, не поверила ему. И воскликнула:

— Sciocchezze! — Глаза ее заблестели от гневных слез, когда она назвала его слова «чушью» и отвернулась от него. С минуту помолчав, тихо сказала: — Я плоть от плоти ее. Она то, чем я стану, разве не так бывает?

Эти ее слова страшно его разозлили. «Как она могла сказать такое?» — подумал герцог, потянувшись к девушке. Повернув ее к себе, он заглянул ей в глаза.

— Зачем вы так говорите? Неужели вы действительно так думаете?

Она невесело рассмеялась.

— А разве вы сами так не считаете? Разве не так думают аристократы — такие, как вы? Полноте, ваша светлость. Я встречала вашу мать, и она заявила: «Яблоко от яблони»… Понимаете, да?

Саймон нахмурился. Эти слова он слышал от матери множество раз.

— Она вам так и сказала?

— А разве вы сами мне это не говорили? — Джулиана с вызовом вскинула подбородок.

— Нет, не говорил.

— Возможно. Но вы так думаете, не правда ли? Это помогает вам свысока смотреть на нас, простых смертных. «Яблоко от яблони недалеко падает» — вот девиз герцога Гордеца.

Герцог Гордец… Он слышал и раньше, разумеется, как его шепотом называли так, когда он проходил мимо. Просто никогда особенно не задумывался над этим. Никогда не осознавал, насколько точным было это прозвище. И настолько правдивым.

Да, ему было гораздо проще оставаться герцогом Гордецом — не мог же он позволить, чтобы люди увидели то, что скрывалось за маской презрения и высокомерия.

Однако ему очень не понравилось, что Джулиана знала об этом прозвище. И не нравилось, что она думала о нем так.

Он снова посмотрел в ее блестящие голубые глаза и увидел в них не только гнев, но и глубокую печаль. И ее печали он просто не мог вынести.

Она прочла его мысли и гневно заявила:

— Не надо! Не смейте жалеть меня! Я этого не хочу! Уж лучше ваше безразличие.

Эти слова так потрясли его, что он невольно отступил на шаг.

— Мое безразличие?..

— Именно эти чувства я навеваю на вас, разве нет? Скуку, апатию и безразличие.

— Так вы считаете, что чувство, которое вы вызываете во мне, — скука? — спросил он с дрожью в голосе и снова к ней приблизился. — Считаете, что я отношусь к вам с безразличием?

Она в растерянности заморгала и отступила к боковой стенке стойла.

— А разве нет?

Он медленно покачал головой, продолжая надвигаться на нее, оттесняя ее в угол.

— Нет.

— Ох! Видит Бог, вы несносны!.. — Испуг промелькнул в ее глазах. — Да-да, совершенно невозможны…

Тут герцог взял ее за подбородок, и губы девушки словно сами собой приоткрылись. А он наклонился к ней поближе и тихо сказал: