Барбара Картленд - Оттенки страсти

Необыкновенная красота этих мест, атмосфера тишины и покоя, царившая в старинном замке и так гармонировавшая с нынешним душевным состоянием Моны, заставляли ее особенно остро чувствовать собственное счастье. Их помолвка с Питером, продлившаяся всего лишь два дня, завершилась бракосочетанием в соборе Святого Павла. Венчание было назначено на девять утра. Но уже с раннего утра припекало, обещая по-летнему жаркий день. Мона появилась в церкви в платье из бледно-голубого шифона и скромной шляпке, уместной для такого не совсем традиционного случая. В руках она держала несколько розовых роз. На церемонии присутствовали только двое: шафер и церковный служка. Отец Моны дал согласие на их брак с Питером с превеликим удовольствием, но сам не рискнул появиться в церкви без жены, опасаясь, что, если леди Вивьен узнает о подобном своеволии, она не замедлит превратить его дальнейшую жизнь в сплошной кошмар. В глубине души сэр Бернард искренне надеялся, что жена, не очень разбирающаяся в вопросах семейного права, так и останется до конца дней в неведении, что это именно он официально дал согласие на брак дочери с маркизом, причем не поставив в известность об этом свою вторую половину.

Итак, Питер и Мона начали семейную жизнь в отсутствие родных и близких. Их союз скрепил незнакомый кюре, служивший в тот день в соборе и невольно ставший участником скромного семейного торжества. Но сама атмосфера, царившая в храме, залитом солнечным светом, пробивавшимся внутрь через разноцветные стекла витражей, белоснежный с позолотой алтарь, бросавший золотистые отсветы на бледное лицо невесты, все это было так прекрасно и торжественно, словно сами небеса благословляли союз Моны и Питера. Так они и стояли вдвоем в пустом величественном храме, залитые потоками солнечного света, купаясь в сиянии этого света, словно в реке божественного бессмертия.

«И что Господь соединил – человек да не разлучит», – звучали слова венчальной молитвы в ушах Моны, и она, повторяя за священником слова супружеского обета, на одном дыхании в последний раз назвала свое девичье имя. И именно в эту секунду легкая тень легла на ее чело. «Что я делаю?» – испугалась она мысленно и невольно подняла глаза на Питера. Его лицо сияло от счастья.

Он поймал взгляд Моны и глазами успокоил ее. Она непроизвольно взяла его за руку.

– Ты счастлив, Питер?

– У меня нет слов, чтобы выразить свое счастье, дорогая! – пылко воскликнул он и под звуки свадебного марша медленно повел ее за руку по проходу между рядами пустых сидений к выходу.

На улице возвышенная торжественность момента несколько поблекла. В машине их терпеливо дожидался Вогс. Ему немедленно были предъявлены новенькие обручальные кольца, которые он с восторгом облизал, а потом еще лизнул в нос и самих новобрачных, поздравив их таким образом с вступлением в законный брак. Мона с опаской ждала возвращения домой, но в общем и целом все прошло благополучно. Семья отнеслась к новости вполне благожелательно. Впрочем, имея рядом Питера, Мона не побоялась бы встретиться лицом к лицу и с целой стаей разъяренных тигров.

Леди Вивьен раздирали противоположные чувства. С одной стороны, ей льстило столь высокое положение, которое занимал в обществе ее новоиспеченный зять. С другой – ужасно злило, что ей не дали покрасоваться, как это и положено в подобных случаях, на свадебных торжествах. А она уж, со своей стороны, постаралась бы не только оказаться в центре внимания, но и вызвать законную зависть у всех своих великосветских приятелей и подруг. Но сделанного не вернешь. А потому запоздалые упреки были уже неуместны.

– Ах вы, проказники! – прошептала она с натянутой улыбкой, целуя Мону, и добавила: – А ты неплохо распорядилась своими картами, дорогая! Вытащила из колоды козырного туза. Молодец!

– Но я не… – начала Мона и тут же оборвала себя на полуслове. Вряд ли леди Вивьен поняла бы дочь, которую отпугивал именно будущий герцогский титул мужа.

Но вот все домашние дела были утрясены, и они, наконец, уселись в просторную машину Питера, в которой тот обычно путешествовал по Европе, и тронулись в путь. Единственной, с кем Моне было действительно жаль расставаться, была Сэлли. Бледная, осунувшаяся, так не похожая на себя, прежнюю. О, как же она обрадовалась, узнав о замужестве Моны!

– Я буду очень скучать по тебе! – прошептала она, целуя Мону на прощание. – Обещай мне писать, ладно?

– Всенепременно! – с жаром заверила ее Мона, усаживаясь в машину рядом с мужем. Надо же! С мужем! Но почему-то с Питером в роли мужа она совсем не боялась того неведомого, что ей предстояло.

Медовый месяц всегда сопряжен с большими нервными перегрузками и кучей самых разнообразных эмоций. Ни Мона, ни Питер вовсе не стремились к перемене мест. А потому, сделав короткую остановку в Париже и пробыв пару дней на Лазурном Берегу, они заторопились домой и с радостью отбыли в деревню. Оба жаждали только одного – тишины и покоя.

Мона навсегда сохранила в памяти картину, каким она впервые увидела Тейлси-Корт. Они выехали из Лондона, куда специально заехали, чтобы приобрести кое-что из того, что необходимо в деревне, и забрать с собой драгоценного Вогса, рано утром и провели в дороге почти весь день. Ближе к вечеру Мона, сморившись от долгого пути, задремала, удобно устроившись на плече у Питера. Внезапно Питер затормозил машину, и Мона моментально очнулась от сна. Они остановились прямо посреди моста, переброшенного через небольшую речушку.

– Мне хочется, чтобы ты взглянула на Тейлси, – сказал муж, – именно с этого места.

Мона подняла голову. Они находились в самом низу глубокой горной расселины. Вокруг чернели дремучие леса, уходившие вверх, в горы, обступая долину со всех сторон. Сиреневатый туман стелился по земле, тоже поднимаясь ввысь, к самым верхушкам вековых сосен и растворяясь в бледно-голубом небе, на котором уже зажглась первая звезда. Она переливалась и мерцала неярким жемчужным светом, словно дорогое ювелирное украшение. И среди этого великолепия вздымался замок, упирающийся башнями прямо в небесную синь. Его очертания четко вырисовывались на фоне неба, подсвеченного розовыми красками заката. Последние лучи солнца вспыхивали в стеклах стрельчатых окон, скользили по металлическим переплетам, и издалека эти горящие окна были похожи на призывные огни маяка, встречающие путников после долгих странствий. Воистину, то был не замок, а какой-то сказочный дворец, один из тех, о которых она так любила читать в детстве и о которых грезила в юности. Из тьмы к свету вела их дорога, поднимаясь все выше и выше к сияющему небесному своду. «Да, это и есть моя дорога к свету, – подумала Мона. – А этот замок – самое настоящее сосредоточие счастья во всей его полноте».