Жюльетт Сапфо - Египтянин. Путь воина [litres самиздат]

Надежда Изигатар подтвердилась – боги по-прежнему были на их стороне: торговый караван двигался в сторону столицы Аккадского царства, городу Вавилону. Приняв в качестве платы серебро, которое Ренси прихватил с собой с финикийского корабля, глава купцов предоставил беглецам двух мулов, щедро накормил их и напоил. На полпути между Нерибтумом и Вавилоном Ренси, разомлевший под солнцем, наконец уснул, мерно покачиваясь в седле.

Вавилон, Город Городов, как называли его гордые вавилоняне, вставал из сизого марева высокими зубчатыми стенами с башнями, грандиозными дворцами и ступенчатыми храмами-зиккуратами, высившимися по обе стороны Евфрата. А над всеми зданиями возвышался, отделённый от прочих кварталов толстой стеной, Храмовый Город, который назывался Эсагилой. Среди всех храмов выделялась Этеменанки – легендарная вавилонская башня, святилище бога Мардука, покровителя древней столицы Аккадского царства и всех вавилонян.

В правление Синаххериба, который вёл тяжёлую и долгую (целых четырнадцать лет!) войну с Вавилоном, мятежный город был взят штурмом, сожжён и разрушен. Ассирийцы завалили русло Евфрата обломками строений, и воды реки хлынули по городским руинам. Весть о гибели Города Городов поразила громом весь мир, над которым был занесён ассирийский молот и который с надеждой следил за борьбой вавилонян с Синаххерибом. После падения Вавилона мрак ассирийского господства стал ещё более непроглядным и нетерпимым. Спустя девять лет наследник Синаххериба царь Асархаддон велел отстроить Вавилон по древнему плану. На строительные работы были отправлены самые лучшие царские мастера; в качестве рабочей силы согнали жителей Вавилонии и пленных со всех концов империи. Асархаддон вернул вавилонянам их бывшее имущество, разрешил им селиться в Вавилоне и восстановил все их прежние права и привилегии.

Незадолго до своей смерти Асархаддон назначил Шамаш-шум-укина наследником вавилонского престола, равным по рангу с Ашшурбанипалом, наследником ассирийского престола. Между братьями внешне установились самые тёплые отношения. Однако Ашшурбанипал, заняв ассирийский престол, не упускал случая подчеркнуть свою верховную власть над Вавилоном, чем всякий раз оскорблял и Шамаш-шум-укина и вавилонян. Вавилон не переставал ощущать ассирийское иго (наместники и чиновники царя Ассирии вели себя здесь как завоеватели), и среди вавилонян нарастало возмущение.

К тому времени, как Ренси с Изигатар прибыли в Вавилон, царь страны Аккад, как ещё называли Вавилонское царство, находился в глубокой печали. Шамаш-шум-укин хорошо понимал, что Вавилон может выстоять в борьбе с Ассирией только при поддержке сильных союзников, среди которых был Элам. Поэтому недавнее поражение Элама привело вавилонского правителя в крайнее замешательство. Теперь он искал союзников среди других соседей – ближних и дальних, и именно Египет во главе с фараоном Тахаркой мог оказать ему огромную поддержку.

По прибытии в Вавилон Изигатар поспешила во дворец. У неё для царя было важное тайное послание от княжны Шеруа-этерат, и она предупредила Ренси, что его в дворцовые покои, скорее всего, не впустят. Однако когда царю донесли, что посланницу княжны сопровождал в пути египтянин, который принимал участие в строительстве нового дворца Ашшурбанипала, тот пожелал увидеть его своими глазами. Изигатар объяснила Ренси, что так приглашают не на торжественный выход владыки, а для личной беседы, чего удостаиваются только важные особы или избранные люди.

Недавно возведённый царский дворец поразил Ренси роскошью и размерами. В просторном зале, куда их пригласили войти, между колоннами курились благовония в чашах из драгоценных металлов; в высоких золотых подсвечниках горели свечи; на стенах, покрытых барельефами и фресками, мерцали масляные светильники. По мраморному полу тянулся толстый пёстрый ковёр. У стен стояли резные скамьи из ливанского кедра, а в глубине зала, на пьедестале, возвышался трон, щедро украшенный золотом и слоновой костью.

Шамаш-шум-укин, о котором Ренси в ниневийском дворце наслушался всякого – и плохого и очень плохого, – производил приятное впечатление. Природа словно старалась создать из брата и почти ровесника Ашшурбанипала полную его противоположность: он был рослый, высокий, с суховатым лицом, прямым носом и костистым подбородком. Этот красавец с круто выгнутыми чёрными бровями отличался неуёмной энергией и тонким вкусом, а на всякие дела и заботы смотрел как на своё естественное призвание. Помимо этого, в отличие от брата, Шамаш-шум-укин славился неподдельным радушием.

Когда Ренси следом за Изигатар вошёл в зал, изобразив на лице приличествующее данному месту смирение, царь сидел на троне, а у пьедестала стоял, очевидно, первый царский советник. Изигатар, а за ней и Ренси поклонились, касаясь одной рукой пола, и, когда советник поманил их указательным пальцем, приблизились к трону.

– С тобой мы поговорим позже, – заговорил царь, обращаясь к Изигатар. И затем, переведя изучающий взгляд на Ренси, неожиданно спросил: – Ну как там, в Египте?

На миг Ренси растерялся, не зная, что ответить: он так давно не был на родине, что уже и сам хотел бы знать, как там.

– Ты ведь говоришь на нашем языке? – уточнил царь, вдруг усомнившись в том, что египтянин понял его вопрос.

– Меня обучил ему князь Илушума, – наконец, оправившись от замешательства, почтительно ответил Ренси и слегка поклонился царю.

– Илушума… – с печалью в голосе произнёс царь, – бедный Илушума…

– Владыка, позволь слово, – робко попросила Изигатар, не смея поднять глаз.

– Говори.

– Ренси – так зовут верного друга Илушумы и моего защитника – не только обучен нашей грамоте, он также отменный писец. А ещё смею сказать, что мне не приходилось встречать лучшего ваятеля, чем он…

– Писец, владеющий чужеземным языком, и одарённый ваятель? – удивился царь, разглядывая Ренси с таким вниманием и любопытством, точно тот был какой-то заморской диковинкой. – Усердие, помноженное на способности, и талант – и всё это в одном человеке…

Он даже простёр к Ренси руки, как будто этот жест означал: поглядите-ка на него, полюбуйтесь.

Ренси почувствовал смущение. У него не хватало смелости поднять руку, чтобы вытереть пот на лбу и придать себе некоторую независимость: ведь этот жест мог быть принят как неуважительный.

– Так что же, Ренси, в качестве кого ты предпочёл бы служить при моём дворе, – продолжал царь, – писца-толмача, зодчего или ваятеля?

– Я хотел бы вернуться домой, владыка, в Та Кемет, – с неожиданной храбростью выпалил Ренси и, чтобы не вызвать своим заявлением царского гнева, низко поклонился после этих слов.