Екатерина Каблукова - Приказано жениться

– Настя! – темный вихрь вдруг ворвался в скит, едва не сбив привратницу с ног. – Анастасия Платоновна! Сюда!

Та едва успела отскочить, чтобы не попасть под копыта гнедого коня.

– Саша! Левшин! – радостно закричала девушка, хватаясь за протянутую руку. Всадник нетерпеливо дернул, девушка охнула, буквально взлетая вверх.

– Стойте! Хватайте их! – раздалось из скита.

Сестра Белова, запертая Настей в комнате, смогла все-таки ослабить заклинание.

– Держись, – предупредил Левшин, пришпоривая коня.

Гнедой рванул вперед, лука седла больно врезалась в живот, и Настя прикусила губу, сдерживая стон.

– Остановите их! – неслось вслед беглецам.

Кавалерист пригнулся к шее коня, удерживая болтающуюся, точно османская пленница поперек седла Настю. В два прыжка гнедой вылетел за ворота и помчался по дороге, звонко стуча копытами по истоптанной земле.

Дышать вдруг стало легче, точно тяжелый груз свалился с плеч, Настя ощутила, как к ней возвращается Сила. Лука седла болезненно врезалась в ребра, и девушка вскрикнула. Левшин бросил поводья, подхватывая её за талию и ловко приподнимая.

Ведьма замерла, в какой-то момент ей показалась, что она свалится под копыта коня, но измайловец легко удержал ее, сажая перед собой в седло.

Молния сверкнула совсем рядом. Гнедой лишь прянул ушами, еще больше вытягивая шею и устремляясь вперед. Повернув голову, девушка заметила, что привратница вскинула руки, намереваясь еще раз ударить магией.

Медлить было нельзя. Молнии сверкали одна за другой, Настя отражала их, но делать это на скаку было очень тяжело. Из ворот монастыря вылетело несколько всадников. Наемные работники, что помогали монахиням с тяжелой мужской работой, решили устроить погоню. Один из них вытянул руку, прицеливаясь.

Настя обмерла. Против пуль, особенно серебряных она была бессильна. Внезапно вспомнился Питерсхофф и незадачливые слуги Долгорукого. Девушка усмехнулась, Сила сорвалась с пальцев, упала на землю, огненной стеной преграждая дорогу.

За пламенем послышались крики, ржание лошадей. Огонь полыхал все ярче и ярче. Судя по всему, его пытались потушить, но все попытки лишь раззадоривали ведьмовское пламя. Вскоре белые стены просто исчезли за огненной завесой.

В любое другое время Настя бы беспокоилась по поводу пожара в монастыре, но сейчас злость победила, и девушка ничуть не раскаивалась в содеянном. Единственное, что ее беспокоило – монахини наверняка пожалуются государыне. Оставалось лишь гадать, что решит Елисавета Петровна.

Подчиняясь всаднику, гнедой тем временем сбавил темп и свернул с колеи на едва заметную тропинку. Левшин подождал, пока дорога к скиту окончательно скроется за деревьями, перевел коня на шаг и опустил повод, давая животному вытянуть шею и отдышаться.

– Так быстрее будет, там дорога петлю закладывает, – пояснил он девушке, будто она спрашивала о чем.

Настя лишь кивнула. Теперь, когда опасность осталась позади, девушку запоздало охватила нервная дрожь. Она обхватила себя руками, пытаясь успокоиться. Кошмарные воспоминания о том, как привратница легко выкачивала Силу, не давали покоя, и ведьма уже несколько раз украдкой проверяла, искрят ли пальцы.

Настя мало что знала о освященной земле: у себя дома из уважении к наставнице, девочка никогда не проявляла Силу внутри монастырских стен. Да и в обычной жизни всегда предпочитала скрывать свои способности.

Гнедой замедлился, а потом и вовсе остановился. Левшин соскочил с коня и помог Насте спешиться.

– Здесь отдохнем, – распорядился измайловец, снимая седло и бережно кладя его на землю.

Девушка с наслаждением прошлась по небольшой поляне, окончательно приходя в себя и разминая затекшее тело, потом обернулась к своему спасителю.

– Как вы оказались у монастырских стен? – спросила она, нарушая явно затянувшееся молчание.

Левшин улыбнулся, улыбка вышла очень озорной, будто у нашкодившего мальчишки.

– Я посты расставлял. Вижу: отец Гришки вас на руках несет, и в карету. Я за каретой и поехал. Не тот человек Петр Григорьевич, чтобы просто так девушек на руках носить. Думал, он вас просто спрятать хочет, а он – сюда и монахиням отдал.

Саша присел на огромный, покрытый мхом валун и вопросительно посмотрел на Настю, явно ожидая, что девушка расскажет, что произошло с ней в монастыре и почему им пришлось так нестись сломя голову.

– Они меня в монахини постричь хотели на заутрене, – глухо отозвалась та. – И Силу мою забрать.

– В монахини? – ахнул Левшин. – Но как такое возможно? Ты же фрейлина государыни!

От волнения измайловец перешел на «ты», впрочем, Настя этого и не заметила.

– Петр Григорьевич прошение подал, чтобы меня как невесту его сына из списка исключили, и за собой позвал, – пояснила она. – Я от него убежать хотела, но упала…

– А он – в скит, где у него дочь монахиней… и на постриг! Хитер старик! Ведь если бы даже Белов тебя нашел…

– Гриша не смог бы ничего сделать, – кивнула девушка, стараясь говорить ровно. – Никто бы не смог, даже сама императрица.

Она осеклась. От сознания того, что Александра Левшина могло бы и не оказаться рядом, становилось страшно. Девушка хотела вновь пожалеть, что судьба столкнула её с преображенцем у ворот дворца, но не смогла. Наоборот, она была признательна тем силам, которые свели её с Григорием. Именно теперь Настя поняла, что не собирается менять, отказываться от своей сути, и что ей просто необходимо вернуться в Питерсхофф к своему Волку.

К тому же еще был Долгорукий… и его безумное желание возвести на престол вымышленного сына сестры. Настя ахнула и вскочила.

– Саша, нам идти надо! – воскликнула девушка. – Времени нет рассиживаться!

– Да ладно, – отмахнулся измайловец. – Подождет Гришка, не помрет!

– Да не в Грише дело, а в заговоре против государыни! – Настя торопливо пересказала все, что услышала тогда у оранжереи.

Левшин только присвистнул в ответ.

– Ничего себе! Вот значит кто за всем стоит!

– Это Дмитрий похитил записи Якова Брюса. И нам надо срочно рассказать все графу Шувалову!

Левшин кивнул и взглянул на белесое небо.

– Ночь уж скоро, но сейчас светло. Пойдем напрямик, через лес, так быстрее. Коня в поводу поведу, устал он.

– Не заплутаем?

– Не думаю, – измайловец вновь положил седло на коня, но затягивать подпруги не стал, лишь застегнул на последнюю дырку, чтоб седло не свалилось. – Пойдем, дорога неблизкая.

До Ропши Григорий добрался достаточно быстро: волчья рысь была предназначена для подобных маневров. Правда, дыхание все-таки сбилось. Раны не до конца затянулись, и после длительного бега голова слегка кружилась, но гвардеец не стал обращать на это внимание. Преображаться в человека Белов не стал. Рыжеватой тенью подкрался к дому, невольно сглотнул слюну от ароматных запахов ужина, витающих под окнами, и прислушался к голосам, раздающимся из гостиной.