Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– Я прятать дитю.

– Быстро, быстро.

– В детской?

– Я не знаю. Да. В детской. – Гвен кивнула и уставилась в пространство перед собой в абсолютной панике.

Навина торопливо вышла. Верити, судя по доносившимся звукам, уже шагала по коридору. Не прошло и минуты, как раздался стук в дверь. Гвен дышала очень часто, разум ее пребывал в таком смятении, что она не могла придумать ни одной подходящей к случаю фразы. Когда Верити влетела в комнату, раскрасневшаяся и сияющая, Гвен была уверена, что выдаст себя.

– Дорогая, прости меня. Ты в порядке? Можно мне посмотреть на них? – Гвен кивнула в сторону кроватки Хью. – А где второй?

Губы у Гвен дрогнули, подбородок задрожал, но она сделала вдох и на миг застыла, прежде чем заговорить.

– Доктор Партридж ошибся. Родился только один. Мальчик.

Верити подошла и склонилась над кроваткой:

– Какой красавчик! Можно мне подержать его?

Гвен кивнула, но сердце у нее так сильно билось, что она натянула одеяло до подбородка, пряча грудь.

– Если хочешь. Только, пожалуйста, не буди его, он только что уснул.

Верити взяла на руки Хью:

– Ой, но какой же он крошечный.

У Гвен перехватило горло. Ей удалось сымпровизировать ответ, но голос прозвучал едва слышно.

– Наверное, во мне было много воды.

– Конечно. Доктор уже осмотрел тебя? – спросила Верити, кладя малыша в кроватку. – Ты выглядишь ужасно бледной.

– Он придет, когда сможет. Ночью он, очевидно, был на другом вызове. – Гвен ощутила жжение в глазах и ничего больше не сказала. Чем меньше слов, тем лучше.

– О, дорогая, это было совершенно ужасно?

– Да, совершенно.

Верити подвинула стул и села рядом с кроватью:

– Ты очень смелая, раз сделала все сама.

– Со мной была Навина.

Гвен на мгновение прикрыла глаза, надеясь, что ее золовка поймет намек. Она остро сознавала, что Навина в спешке не закрыла дверь в ванную, и хотя дверь из ванной в детскую наверняка была заперта, лучше бы Верити ушла, пока девочка не проснулась.

– Рассказать тебе о вечеринке?

– Ну, вообще-то… – начала Гвен.

– Все было восхитительно, – продолжила Верити, не обратив внимания на ее попытку закончить разговор. – Я так много танцевала, что натерла мозоли, и ты не поверишь, но Сави Равасингхе тоже был там, танцевал всю ночь с этой Кристиной. Он спрашивал о тебе.

Смутившись тем, какой оборот принял разговор, Гвен подняла руку, чтобы отослать прочь разболтавшуюся золовку:

– Верити, если ты не возражаешь, мне нужно отдохнуть до прихода врача.

– О, конечно, дорогая. Какая же я глупая, мелю языком, когда ты, наверное, совершенно измотана. – Верити встала и сделала несколько шагов к кроватке. – Он все еще спит. Не могу дождаться, когда он проснется.

Гвен заерзала на постели:

– Ждать недолго. А теперь, если не возражаешь…

– Тебе нужно отдохнуть, я понимаю. Я планировала сегодня повидаться с Пру в Хаттоне, если ты не против. Но останусь, если нужна тебе…

«Вот тебе и помощь», – подумала Гвен, но промолчала, хотя искренне обрадовалась, что Верити снова уедет.

– Поезжай, – сказала она. – Со мной все в порядке.

Верити направилась к двери. Послышалось тихое хныканье младенца и тут же смолкло. Девушка повернулась с улыбкой. Гвен обмерла.

– О, хорошо, он проснулся, – сказала Верити и вернулась к кроватке, но, увидев Хью, нахмурилась. – Это странно, он все еще спит.

Наступила тишина, и хотя она длилась всего мгновение, для Гвен оно было так нагружено тревожным ожиданием, что показалось целой вечностью. Она закрыла глаза, желая одного: чтобы ее дочь не заплакала снова, и почувствовала, что вся горит. «Прошу тебя, Господи, пусть она не издаст больше ни звука, пока Верити смотрит на Хью!»

– Иногда младенцы плачут во сне, – наконец проговорила Гвен. – А ты поезжай в Хаттон. У меня есть Навина.

– Хорошо, если ты уверена.

Наконец Верити закрыла за собой дверь. Гвен села и обхватила руками колени. Ее как будто вырвали с корнем из земли, и она ощущала себя невесомой – порыв ветра мог поднять ее с постели и унести прочь. Она позвонила в колокольчик, вызывая Навину.

Айя вошла, села на постель рядом с хозяйкой и взяла ее за руку.

– Навина, что мне делать? – прошептала Гвен. – Скажи, что мне делать? – (Старая женщина смотрела в пол и молчала.) – Помоги мне. Прошу тебя, помоги. Я уже сказала Верити, что родился только один ребенок.

– Леди, я не знаю.

Гвен снова залилась слезами:

– Должен быть какой-то выход. Должен быть!

Навина мгновение колебалась, потом вздохнула:

– Я найду женщину в деревне смотреть за дитёй. – (Гвен в недоумении уставилась на нее. Она предлагала ей отдать ребенка чужой женщине? Ее собственного ребенка?) – Это один выход.

– О, Навина, неужели я могу отдать ее вот так?

Сингалка протянула ей руку:

– Вы должны доверять мне, леди.

Гвен покачала головой:

– Я не могу так поступить.

– Леди, вы должны.

Гвен уныло повесила голову, потом подняла взгляд и заговорила дрожащим голосом:

– Нет. Должен быть другой выход.

– Еще только один, леди.

– Какой?

Навина взяла в руки подушку.

Гвен ахнула:

– Задушить ее?

Старуха кивнула.

– Нет! Только не это. Ни в коем случае!

– Люди так делают, леди, но это нехорошо.

– Да, нехорошо, это просто ужасно, – подтвердила Гвен и, стыдясь, что они заговорили о таких вещах, закрыла лицо ладонями.

– Я думаю, леди. Пойти в дальнюю долину с дитёй. Вы платить немного денег?

Мгновение Гвен молчала, глядя прямо перед собой помутившимися от слез глазами. Она задрожала. Правда состояла в том, что она не могла оставить у себя этого младенца. Если оставит, ее могут выгнать из дому с ребенком, который явно был не от мужа. И она, вероятно, никогда больше не увидит своего мальчика. Куда она пойдет? Даже родителям, наверное, придется отвернуться от нее. Без денег, без дома, для девочки такая жизнь будет куда хуже, чем в деревне. По крайней мере, она будет недалеко, и, может быть, в один прекрасный день… Гвен застыла. Нет. Правда состояла в том, что этот день никогда не наступит. Если она сейчас отошлет прочь своего ребенка, то не увидит его больше никогда.

Она посмотрела на Навину и прошептала:

– Что я скажу Лоуренсу?

– Ничего, леди. Я прошу вас. Как его сестре, мы скажем, родилось только одно дитё.

Гвен кивнула. Навина права, но как сказать такую страшную ложь мужу, содрогаясь от ужаса, подумала несчастная женщина. Верити – это одно, с Лоуренсом будет гораздо сложнее.

Глаза Навины наполнились слезами.

– Так лучше. Хозяина станут презирать, если вы ее оставите.

– Но, Навина, как такое могло случиться?

Старуха покачала головой, глаза ее были полны глубокой боли.

Айя даже не пыталась скрыть свое горе, и от этого Гвен стало еще хуже. Она закрыла глаза и сразу увидела одно: свои французские трусики, лежащие на полу номера в отеле. Она заставила себя вернуться мыслями к тому вечеру, когда был бал, попыталась вспомнить каждую деталь, дошла до момента, когда Сави гладил ее по виску, потом… ничего. Застряв на промежутке времени, которого она не могла заполнить воспоминаниями, Гвен почувствовала, что над ней совершили насилие. Что он сделал?! Что она позволила ему сделать? В памяти у Гвен запечатлелось только, как она очнулась полуодетая, когда вошла Фрэн. И снова она подивилась: возможно ли, чтобы у близнецов было два отца? Мысль о том, что это невероятно, лишь усилила ощущение испытанного насилия, и у Гвен дико заколотилось сердце. Хью должен быть сыном Лоуренса. Должен.