Мирей Кальмель - Леди-пират

На средней палубе суетились, перетаскивая бочки. Никлаус отдавал распоряжения, не замечая ее терзаний. Капитан Кальви незаметно удалился.

— Посмотри на меня, Мария, — потребовал голос. — Посмотри, какую цену мне пришлось заплатить, и отвергни меня. Отвергни меня, чтобы я смог наконец тебя забыть.

Его рука потянулась к маске и сдернула ее. Но вместо того чтобы в ужасе отпрянуть при виде чудовищных шрамов, изуродовавших лицо маркиза де Балетти, Мери выронила оружие и заплакала.

Уильям Кормак испытал несказанное облегчение, увидев, в какой ярости Эмма. С тех пор как ему сообщили об исчезновении Энн, он все время опасался худшего. И даже раньше — с тех пор как узнал, что Эмма отыскала ее след. Кормаку было известно, каким образом. Габриэль подкупил его доверенное лицо — мистера Блада, поставив беднягу в трудное положение: этот дурень крупно проигрался, наделал долгов, и слуга Эммы предложил ему списать долг в обмен на небольшую услугу, пригрозив, в случае если должник не согласится ее оказать, «потревожить» его семью. Угроза заставила господина Блада перечеркнуть пятнадцать лет безупречной службы. Уильям Кормак не пожелал слушать его оправданий и немедленно прогнал, взбешенный тем, что ситуация опять вышла из-под его контроля. К тому же вина отчасти лежала и на нем самом. Кормак проклинал себя за то, что не заметил ярости брата того раба, которого Энн столкнула с дерева. В тот же вечер, горя жаждой мщения, тот привел обессиленную и оставленную в одиночестве после наказания девушку в полное бесчувствие и надругался над ней. Кормак об этом узнал случайно. И был тогда — от сознания, что из-за этого Энн едва не умерла, — на грани самоубийства.

Он все еще не пришел в себя к тому времени, как Эмма, гордая своим открытием, заставила его подписать разрешение посетить Энн.

— У вас нет выбора, Кормак. Я могла бы потребовать, чтобы ее выпустили из монастыря, но я предпочитаю, чтобы за ней присматривали другие люди, не вы.

— А если я откажусь?

— Монастырские стены не так высоки и не так строго охраняются, чтобы помешать мне. Я увезу девочку. А тогда, дорогой мой, как ни старайтесь, сколько ни лейте слез, вам больше никогда ее не увидеть. И радуйтесь тому, что я простила вам вашу самонадеянность.

Он уступил, но устроил все так, чтобы Эмма не смогла исполнить свое намерение. Отсюда и поспешное решение выдать Энн замуж за сына ближайшего соседа: с того самого вечера у губернатора юноша был от нее без ума.

Кормак думал, что Эмма расстроила и новый план, но она была в бешенстве, яростно стучала каблуками по наборному паркету.

— Если вы меня обманули, Кормак, клянусь, на этот раз я буду безжалостна!

— Я вас не обманываю. Если вы не имеете отношения к исчезновению Энн, значит, ей не потребовалось посторонней помощи для того, чтобы сбежать из монастыря. Пока у меня нет от нее никаких известий, но, если хотите знать, я надеюсь, что их и не будет.

Эмма замерла на месте, побледнев до синевы:

— Почему же?

— Потому что отсутствие известий означало бы, что моя дочь обрела память и вернула себе свободу. Как ни больно мне ее терять, лучше так, чем знать, что она с вами.

— Я буду за вами следить, Кормак! — закричала Эмма. — Ни одно ваше движение, ни одна ваша поездка, ни одна ваша встреча — от меня ничто не ускользнет! Рано или поздно Энн объявится, и уж тогда-то вы заплатите мне за все обиды. За все, слышите? До самой последней.

Он кивнул. Энн не вернется. У него был лишь один способ вырвать ее из когтей Эммы де Мортфонтен. Он достаточно сильно любил дочь для того, чтобы рассудить: лучше эта крайность, чем рабство, на которое ее обрекали. Едва Эмма вышла, Уильям взял перо и начал письмо к своему нотариусу. Очень скоро весь Чарльстон будет знать, что он лишил Энн наследства. Было бы удивительно, если бы его дочь об этом не услышала и не оскорбилась настолько, чтобы избегать его. Чтобы бежать от него как можно дальше.

Узнав о поступке Кормака, Эмма впала в беспредельную ярость и приказала Габриэлю раз и навсегда ее от «этого мерзавца» избавить.

Слуга-господин, взгромоздив ноги на стол и ковыряя в зубах тонкой косточкой пулярки, смерил ее обидно-снисходительным взглядом:

— Если мы его уберем, то тем самым подпишем приговор и тебе, и мне. Я не такой дурак, Эмма. Кормак не опасен, он просто-напросто пытается помешать. Пусть делает, что хочет, мы все равно найдем Энн.

— Нет, я хочу, чтобы он умер, а перед тем помучился! — выкрикнула она. — Довольно он меня унижал!

— А я не доставлю тебе этого удовольствия, — прошипел Габриэль. Эмма сжала зубы и кулаки, загнав ярость поглубже, и лицемерно улыбнулась Габриэлю, сказав себе, что рано или поздно, если Энн снова войдет в ее жизнь, она избавится от этой зависимости и безжалостно расправится со своим палачом.

За долю секунды на палубе «Марии» все переменилось.

Капитан Кальви подошел к Никлаусу-младшему, который присматривал за перемещением груза.

— Думаю, вам следует взглянуть туда, капитан Ольгерсен, — с загадочной улыбкой произнес венецианец.

Опасаясь какого-нибудь подвоха, Никлаус обернулся к полуюту. При виде матери в объятиях незнакомца, сбросившего маску, им овладели растерянность и испуг.

Молодой человек тотчас вообразил самое худшее: Мери снова стало плохо, ее ранили шпагой или кинжалом. Должно же быть какое-то объяснение тому, что его мать вот так припала к этому человеку! Никлаус бросился к паре с пистолетом наготове и с криком «Мама!».

Мери высвободилась из рук незнакомца, обернулась к сыну, и тот опустил пистолет. На залитом слезами лице матери сияла улыбка.

— Никлаус, разреши представить тебе маркиза де Балетти, — только и прошептала она.

— Черт возьми! — изумился Никлаус-младший. — Но, насколько я помню, маркиз, вы уже были мертвы!

— И в самом деле был, — легко согласился маркиз, когда Мери от него отстранилась. — Был, мальчик мой, а теперь воскрес.

Никлаус так и замер с открытым ртом, едва не выронив пистолет из безвольно повисшей руки. Но всего лишь на долю секунды. Нет, никак не дольше. Потом он просиял, устремился к фальшборту и, схватив рупор, крикнул своей команде:

— До нового приказа остановите погрузку!

А вернувшись к Балетти, произнес:

— Думаю, маркиз, вы согласны с нами сотрудничать.

— Сотрудничать — нет. Следовать за вами — да. Туда, куда решит двигаться Мери. Думаю, нам о многом надо друг другу рассказать.

— Так куда, Мери?

— Курс на остров Черепахи, — ответила она. — Я остаюсь с ним, а ты возвращайся к себе на борт.

Сын молча кивнул. Пусть даже все это показалось ему чересчур стремительным, он понял. Увидел во взгляде матери то, о чем не говорилось в письмах, которые Форбен когда-то читал ему вслух. Балетти и Мери в прежние времена любили друг друга. И пусть его мать мечтала о жизни с Корнелем, связь с маркизом выдержала испытание временем.