Олег Фурашов - Са, Иса и весь мир [litres самиздат]

– Нет, не можно, – стоял на своём Фома.

– А спорим на улов!

– А спорим!

Остальные в их препирательство не ввязывались и лишь хитро улыбались. Иса тотчас ощутил какую-то подоплёку в происходящем. Поэтому, когда Андрей и его спросил: «А ты веришь?», он уклончиво ответил: «Если на то будет воля Бога».

Тяжущиеся ударили по рукам, после чего мальчишки куканы спорщиков с нанизанной на них рыбой начали вязать лозиной воедино, ставя их таким образом на кон разногласий. Андрей тем временем спустился с пригорка к заливчику озера, расположенному сразу за горячим источником. Он обогнул эту заводь по бережку, оказавшись на другой её стороне, и помахал зрителям рукой.

Иса неотрывно наблюдал за действиями друга, не вполне понимая, что тот хочет делать. Андрей же выдержал паузу, а затем встал таким образом, что его фигура оказалась на фоне закатного солнца. И это было не только зрелищно, но и невольно создавало у наблюдателей впечатление, что перед ними посланник самого светила. Но это было ещё не всё…

Андрей спустился к воде и плавно, будто журавль, шагнул на слепящую зеркальную гладь…И вода не поглотила его ног! И он продолжил своё чудесное движение, всё также мягко и пластично ступая, прямо по сияющей солнечной дорожке к противоположному краю залива. И на цыпочках благополучно миновал его до конца…

Иса был ошеломлён увиденным. Он не находил слов. В отличие от Фомы, который подобно бабе базарной кричал, что не верит, ибо стопы ног Андрея всё же оказались мокрыми. Но, вопреки его стенаниям, безжалостное мальчишеское жюри присудило выигрыш Андрею. И Иса этот вердикт не оспаривал: в отличие от Фомы он верил своим глазам. Хотя его крайне смущал озорной и лукавый ребячий смех.

Ночью Иса спал плохо. Ему снилась какая-то сумятица. Услышав крик первого илейского петуха, он тихонько сполз с лежанки, чтобы не разбудить спящих, выбрался на улицу и стремглав помчался к заливу у горячего источника.

Ещё не успели прокукарекать все илейские петухи, а непоседа уже был на месте и с пригорка взыскательным взором сканировал бухточку. Так как была рань, то солнышко светило с востока, то есть, с противоположной стороны, нежели вечером накануне. Оно не только не слепило глаза, но и отлично просвечивало воду в заводи. И тем самым помогло Исе рассмотреть донные отложения, пересекавшее залив тонким пунктиром с востока на запад.

«Да это же…никак…отмель!», – бормотал паренёк, спускаясь с пригорка, и ещё сомневаясь в разгадке головоломки, заданной Андреем. Внизу, у самого берега, толща воды просвечивалась не так хорошо, потому в неё приходилось вглядываться. Но очертания озёрной косы всё-таки были различимы. И Иса, скинув сандалии, ступил на неё. И тотчас понял, почему Андрей ступал подобно журавлю: гребень отмели был острым, и с него легко можно было соскользнуть в глубину…

Изрядно помучившись, ему всё-таки удалось перебраться через залив «аки посуху». Преодолев преграду, прозорливый аретец повернулся в сторону Каперны и, погрозив пальцем, произнёс: «Ну, Андрей, погоди!»

Отныне он знал, что чудеса не только объяснимы, но и созидаемы.

7

К началу промыслового сезона в Каперне была запущена первая часть коптильни, в которой окуривали тиляпию, усачей и другую рыбу, имеющую чешую. К концу лета строители сдали Сисою-Большая Задница вторую очередь производства, где окуривали минью, сома и иную рыбу, что была без чешуи, а потому в основном шла на продажу римлянам, грекам и сирийцам.

Сисой и в самом деле был громоздким мужчиной, которого природа щедро вознаградил выдающейся филейной частью. Дату завершения строительства хозяин объявил днём угощения, о чём он наёмным работникам все уши прожужжал. При этом Сисой заявлял, что накормит бригаду «от пуза» двумя хлебами и одной рыбиной.

И без того зная Сисоя в качестве скупердяя, мужики ещё больше были озадачены его пафосной декларацией. «Как это можно накормить три десятка человек двумя хлебами и одной рыбиной? – рассуждали они. – Да ежели ещё ребятня здеся отираться зачнёт…Ну, положим, сом и минья бывают очень крупными, дык…их мало кто есть станет. А тиляпия да усач – мелочь. Двух тиляпий сам Сисой за один присест и прикончит. Темнит чёй-то наш крохобор. Нет, не можно накормить двумя рыбами…»

И вот «день угощения» настал. Начальника привёз подношение на колеснице. Строители тем времени разместились на берегу, где проходили обычные обеды. Большинство «приземлились» на брёвнышки, кто-то примостился на досках, а некоторые присели на чурки. При себе у каждого имелась гладко выскобленная дощечка под еду.

– Хозяин, мы готовы, – подал голос бригадир Михей. – Тока мы ведь с ребятишками.

– Всем хватит, – окинув взглядом собравшихся, отозвался Сисой, вместе с приказчиком Нахором вытаскивая из короба колесницы снедь. – Всем хватит!

Когда Нахор раскрыл еду, то бригада убедилась, что Сисой их не обманул: действительно была одна рыбина – громадный морской окунь (что в Илейском озере, конечно же, не водился), а также два хлеба – большущие ковриги (каковых в Илее сроду не выпекали). Приказчик принялся разделывать окуня и выпечку, а босс лично стал разносить куски работникам и их детям, выказывая им своё уважение.

– Ездил по делам в Акко 33 33 Акко – порт на берегу Большого (ныне – Средиземное) моря. , – раздавая еду, на ходу пояснял Сисой, – вот и решил вас угостить морской вкуснятиной да хлебушком из чистой пшенички. Чаю, что мало кого из вас потчевали эдакой диковиной.

– Спаси тебя Бог, хозяин! – с причавкиванием за всех поблагодарил Михей.

Те, кто сидел поблизости от бригадира, поддержали Михея приблизительно в том же духе: нечленораздельным угуканьем, причмокиванием и тому подобными звуками и междометиями. Однако вскоре выяснилось, что угодники поспешили со славословием в адрес благодетеля: если рыбы хватило на всех, то с хлебом Сисой и Нахор просчитались. Поднялся ропот.

Раскумекав собственную оплошность, Сисой побагровел не только лицом…И от безвыходности принялся распекать Нахора. Приказчику свалить вину было не на кого, а потому он лишь хлопал глазами. Выход из некрасивой сцены нашёл Иса. Нет, он не собирался выручать Сисоя-Большую Задницу. Для него элементарно было неприемлемым, объедаться за счёт кого-бы то ни было. Потому он молча встал, поднял над головой ломоть, выданный ему Сисоем, разломил надвое и отдал большую половину Андрею. Шум моментально стих. Строителям стало стыдно за своё поведение даже больше, чем за прижимистость Сисоя. Каждый поделился с соседом. Вот так, в самом деле, получилось накормить трапезничающих двумя хлебами.

Иса, Андрей и Пётр сидели подле Оса и вместе со всей неприхотливой компанией не без удовольствия поглощали дармовщинку. Окунь слегка протух, но, тем не менее, был вкусным и удобоваримым для непривередливых простонародных желудков. Хлеб в дороге подсох, но с водичкой шёл «за милую душу», как выразился Матфей, трапезничавший тут же.