Елена Барлоу - Музыка Гебридов

Прошлой ночью он говорил что-то о том, как они подходят друг другу; хвалил её, будто умелую ученицу за то, о чём она даже не догадывалась, а осознала только сейчас. Когда Томас повторял, какая она горячая и узкая, и как сладко ему находиться в ней и двигаться вместе с ней, ей хотелось сгореть со стыда, но в тот момент он уже брал её, и некуда было от этого деться.

И теперь, когда она вот так целовала его, одновременно поглаживая рукой его напряжённый торс, Амелия знала, что именно делала. Она изводила его и дразнила, о чём он едва ли не рычал ей в губы, а она улыбалась и смело опускала пальцы ещё ниже.

– Ты действительно этого хочешь? – послышался его шёпот над нею, и Амелия бездумно закивала.

– Да, да! Сделай, как сделал ночью… пожалуйста!

Томас нарочно качнул бёдрами, скользнув членом ей в руку. Он вмиг стал ещё больше и твёрже из-за её прикосновения, и, приоткрыв ненадолго глаза, Амелия увидела победоносную улыбку на лице капитана. А затем, к её удивлению, быстро перевернул её на живот. Амелия повернула голову, чтобы не дышать в подушку и видеть хоть что-то, и удивлённо ахнула, когда Томас чуть приподнял её за бёдра над постелью.

– Ничего не бойся, любовь моя, – прошептал он, наклонившись к ней, и она мгновенно ощутила его твёрдую плоть между своих ягодиц. – Я буду там же, где и прошлой ночью, но только сзади. Тебе понравится, вот увидишь. Веришь мне?

И какой у неё был выбор? Вся власть – над её телом и желаниями – сейчас была в его руках. Прошептав хриплое «да», Амелия закрыла глаза и сжала в пальцах подушку. И, когда он вошёл в неё, полностью скользнув твёрдым членом внутрь, она застонала от неясного ощущения: было больно, ведь он снова растягивал её и был слишком быстр. Но тут же Амелия услышала удовлетворённый вздох позади себя и поняла, как ему было хорошо. Когда она чуть расслабилась, когда отпустила последние сомнения, она позволила ему двигаться так, как он того желал.

И снова он шептал что-то непристойное, крепко стискивая в руках её бёдра, чтото о проклятьях и наказании, только Амелия едва его слышала. Она полностью отдалась новым острым ощущениям и той внезапной всепоглощающей волне желания, что заставила её тело дрожать в предвкушении наслаждения… И она получила его, и закричала так, как не кричала прежде. Амелия всё ещё ощущала это, даже когда Томас резко оставил её и, скользнув одной рукой между её ног, продолжал ласкать пальцами. Чуть позже, когда головокружение прошло, и сладостная волна покинула её тело, Амелия поняла, что он снова, как и предыдущие ночи, излился на постель. Девушка смирно ждала, пока Томас восстановит дыхание и ляжет рядом на спину. Затем прижалась к его расслабленному телу, положила голову на плечо и очень тихо спросила:

– Почему ты… так делаешь?

– О чём ты?

Он обнял её левой рукой и стал ласково поглаживать пальцами округлое плечо. Амелия всё ещё пыталась подобрать нужные слова, кусая губы:

– Почему ты… как бы сказать… Томас, ты ведь не… Ты не остаёшься со мной до конца. Почему?

Она осторожно подняла к нему глаза и увидела, что он удивился её вопросу.

– Ты спрашиваешь, почему я не остаюсь в тебе, чтобы излить в тебя своё семя?

– О, Боже! Томас!

– Ну-ну! Смутилась? Называй вещи своими именами, ты ведь уже большая девочка. За эти пару дней я научил тебя большему, чему сам научился когда-то за год или два…

Амелия хлопнула его ладонью по груди, но капитан лишь рассмеялся. Когда он, наконец, попытался объяснить ей, что таким образом всего лишь пытался предотвратить её беременность, Амелия серьёзно ответила:

– Я знаю, что именно это значит… Ты совершенно прав, я же не маленькая! Я лишь хотела понять, почему. Ты сделал так даже тогда, в самый первый раз… Ты не хочешь детей, верно?

Блуждающая улыбка появилась на его губах, а вскоре и вовсе исчезла. Томас погладил Амелию по гладкой щеке, прикоснулся к подбородку, к шее, и, продолжая изучать её тело рукой, внезапно очень сурово произнёс:

– Несмотря на то, что я совершенно не представляю себя отцом, ибо не знал достойного для себя примера в юности, я вовсе не против. Мой собственный отец, как ты знаешь, не был обо мне высокого мнения. Но дело не в этом, Амелия. Я хочу от тебя детей. Только от тебя. Но не сейчас, понимаешь? Сколько времени нам понадобится, по-твоему, чтобы устроиться в Новом Свете, найти надёжное пристанище и обрести постоянство? Именно. Даже я сам не знаю. Что мы будем делать с младенцем на руках в ближайшие год или два?

Амелия отвела глаза в сторону и стала бездумно водить ладонью по груди мужа. Она ненадолго призадумалась и, вспомнив вдруг нечто важное, даже насупилась.

– У Дженни скоро будет малыш, но ты всё равно позволил ей плыть.

– Моя задача – защищать каждого своего подчинённого, – вздохнул Томас.

– Да, Клейтон просчитался, и я вовсе не рассчитывал на такую «случайность». Однако приглядывать за девушкой и её ребёнком предстоит именно ему. Переживания и эмоциональная заинтересованность, которые будут лишь отвлекать – вот, чего я избегаю. Я смогу защитить их, Амелия… Но я понятия не имею, что делать, если наше дитя окажется в опасности. Лучше всего будет подождать.

Разумеется, он был прав, ведь всему своё время. Амелия изо всех сил постаралась не обижаться. Да и какая из неё сейчас мать?

Несколько минут они лежали вот так, прижавшись друг к другу, слушая тишину под едва ощутимую качку на волнах. Когда Томас снова потянулся, чтобы поцеловать её в висок, девушка почувствовала, как его тёплое дыхание защекотало кожу, и улыбнулась. Внезапно Амелия вспомнила строчки из одного его письма, гласившие: я счастлив уже от того, что имею возможность просто смотреть на тебя . Затем приподняла голову и взглянула мужу в глаза.

– Что такое? – спросил он, затем погладил рукой её короткие волосы на затылке.

– Я хочу запомнить тебя, здесь и сейчас. Жизнь научила меня ценить каждый миг. Ведь когда ты со мной, мне больше ничего не нужно. У меня и не было ничего, помнишь? А после появился ты… перевернул мой мир…

– Я тебе солгал…

Она протянула руку, коснулась его щеки, провела пальцами до самого подбородка и ниже, ко впадинке под шеей, и слабая, почти печальная улыбка снова показалась на её губах:

– Думаешь, я всё забыла? К сожалению, память коварна, она не позволяет отпустить, а значит, боль будет возвращаться. Этого не изменить. Говорят, будто время лечит, но это не так. Время само по себе – мерзкий обманщик. Мы подчиняемся ему, и воспоминания не уходят.

Она словно замялась, будто пытаясь подобрать слова, и Томас на секунду задержал дыхание. Тогда она увидела это в его серых глазах, похожих на две бездны – страх перед неизвестностью. И вдруг она поцеловала его, быстро, решительно и так сладко. А затем просто произнесла: