Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 3

Вилл усмехнулся и замолчал. К нему неслышно подошел Дэнис и сел рядом, прильнув к отцу. Вилл обнял сына за плечи, но, погрузившись в воспоминания, едва ли заметил присутствие Дэниса.

– Что же было потом?

– Потом! – повторил Вилл, и его лицо омрачилось. – Мне исполнилось семнадцать, и однажды отец позвал меня к себе. Я пришел в его покои. Он был один и, указав мне рукой на кресло, сам сел напротив. «Вилл, – сказал он, – я еду к королю и хочу, чтобы ты сопровождал меня». – «А Робин?» – быстро спросил я, представив, каким чудесным будет путешествие вместе с отцом и Робином. Отец улыбнулся: «Меня несказанно радует ваша крепкая дружба, но научитесь хотя бы иногда обходиться друг без друга. Робин останется в Веардруне». Я молча склонил голову, повинуясь воле отца. «Ты не спрашиваешь, почему я беру тебя с собой к королевскому двору?» Я пожал плечами и ответил: «Мне достаточно того, что я смогу провести рядом с тобой больше времени, чем обычно. Если ты пожелаешь, чтобы я был осведомлен о цели поездки, то скажешь сам и без моих вопросов».

Он кивнул и внимательно посмотрел на меня: «Ты никогда не задумывался, что и ты мог бы носить имя Рочестеров?» – «Я Рочестер по крови, – сказал я. – Какая разница, как меня называют?» – «Да, это верно, – с неожиданной грустью подтвердил отец, – но я хочу, сын, чтобы ты стал Рочестером по имени и по гербу. Ты вырос, Уильям, тебе пора носить рыцарские шпоры. Полгода назад их получил твой брат, а теперь такой же чести удостоишься и ты. Вместе с рыцарским достоинством ты получишь и право на герб Рочестеров, когда король утвердит документ, которым я официально, перед троном, признаю тебя своим сыном».

Я был безмерно тронут его решением и уже хотел броситься ему на шею со словами признательности, но вдруг увидел Эдрика. Увлеченные беседой, мы с отцом не заметили, как он вошел. Но он уже несколько минут стоял тенью за креслом отца и внимательно слушал наш разговор. Не спуская с меня глаз, Эдрик склонился к отцу и довольно громко сказал: «Ваша светлость, вы забыли сказать лорду Уильяму о присяге, которую он должен принести лорду Робину, и об отказе от притязаний на титул и владения, который ему следует подписать».

– И что?! – выдохнула Марианна, понимая, какую рану должны были нанести безжалостные слова Эдрика сердцу Вилла – неукротимо гордому и преданно любящему отца и брата.

– Отец резко обернулся и смерил его гневным взглядом. «Как ты посмел вмешаться в наш разговор?!» – спросил он. Но Эдрик, несмотря на гнев отца, продолжал упорствовать: «Милорд, назвав лорда Уильяма своим сыном, вы уже поставили под угрозу законного наследника – лорда Робина. Если вы признаете лорда Уильяма – а ведь он старший сын! – перед королем, права лорда Робина могут быть оспорены в любой момент, и вы прекрасно понимаете, что я прав!»

Я смотрел на отца и очень надеялся, что ослышался. Я никогда не претендовал на графский титул, никогда и в мыслях не посягал на права Робина, так почему от меня требовали письменного подтверждения верности? Но, выдворив Эдрика, отец с досадой сказал: «Да, мой мальчик, пойми меня правильно! Необходимо, чтобы ты принес Робину вассальную присягу и официально отказался от претензий на титул и владения, хотя, конечно, у тебя будут свои земли».

– Вилл, он не хотел оскорбить тебя! – быстро сказала Марианна, у которой сердце сжалось так, словно она присутствовала при том разговоре отца с сыном. – Граф Альрик желал избежать междоусобицы, которую могли затеять его враги, воспользовавшись твоим старшинством и законными правами Робина! Рождение вне брака не является непреодолимым препятствием к наследству, особенно если претензии подкреплены старшинством. А признание тебя полноправным сыном и Рочестером почти уравнивало вас с Робином в правах.

– Да, это так, – подтвердил Вилл, и его лицо исказила гримаса горечи и сожаления. – Позже я осознал, что отец сумел бы мне все объяснить, не ранив при этом мою гордость. Сумел бы, не вмешайся Эдрик, который всегда и во всем видел во мне соперника Робина. И отец попытался объяснить, но было поздно. Я оскорбился до глубины души и закусил удила. Я встал, отвесил отцу глубокий поклон и холодно сказал: «Милорд! Я глубоко признателен, но вынужден отказаться. Я не нуждаюсь ни в вашем имени, ни в гербе, ни в любых прочих милостях, если они исходят от вас. Чтобы у вас впредь не возникали сомнения в моей верности вам и вашему законному сыну, я немедленно возвращаюсь к матери в Локсли и стану землепашцем, поскольку воина, угодного вам, из меня не получилось».

Я пошел к дверям, дрожа от гнева и обиды. Отец приказал мне вернуться, но я только оглянулся на него с порога и бросил ему со всей безжалостностью, на которую был способен: «Я устал быть вашим ублюдком, милорд. Лучше мне оказаться последним в Англии нищим, чем и дальше оставаться бастардом вашей светлости!»

Глаза Вилла внезапно повлажнели, и он запрокинул голову, прогоняя непрошеные слезы.

– Какое у него было лицо! – прошептал он охрипшим голосом и поморщился от невыносимой душевной боли. – Словно я ударил его! Я бросился в конюшню, оседлал коня и взлетел в седло. Не успел я пришпорить лошадь, как за мое стремя схватился Робин. «Куда ты, Вилл?! – спросил он, догадавшись по моему лицу, что произошло что-то неладное. – Куда ты? Ведь уже ночь! Что случилось?!» Он был ни в чем не виноват, он любил меня, и я любил его, он ничего не знал о моем разговоре с отцом, о словах Эдрика!

– Ты обидел его? – догадалась Марианна по отчаянию в голосе Вилла.

– Я ответил ему, что у него уже есть один верный пес – Эдрик, и с него достаточно, – тихо сказал Вилл. – Робин медленно отпустил мое стремя, глядя на меня почерневшими, ничего не понимающими глазами. Я хлестнул коня, приказал ратникам открыть ворота и покинул Веардрун. К полудню следующего дня я был в Локсли. Отец посылал за мной, я отказался вернуться, и он уехал один, без меня.

Потом приезжал Робин. Мы долго с ним разговаривали, я обо всем ему рассказал, мы помирились, но вернуться в Веардрун я отказался наотрез. «Вилл, – сказал Робин, прощаясь со мной, – я всегда опасался, что однажды между нами встанет вопрос о графском титуле. Я знаю, что ты не ищешь его, и, поверь, у отца тоже нет сомнений в тебе. Но другим нет дела до наших желаний. Это и беспокоило отца, который любит тебя всем сердцем!» Я холодно пожал плечами в ответ, и Робин уехал. А вскоре в Локсли пришла весть о том, что графа Альрика убили на обратном пути из Лондона, Веардрун взят штурмом, и молодой граф Хантингтон тоже погиб.

Лицо Вилла стало неподвижно-спокойным, и так же спокойны были его глаза и голос. Только пальцы – красивые, сильные пальцы воина – растирали в порошок клейкий, едва раскрывшийся ивовый лист.