Айлин Вульф - Лорд и леди Шервуда. Том 2

– Скажи, ты не осуждаешь меня? – прошептала она, обернувшись к Марианне.

Тонкие пальцы Клэренс были горячи как огонь. Марианна в душе улыбнулась тому, что Эллен по возвращении домой снова найдет у себя простыню со следами утраченной невинности. Глядя на замершую в ожидании ответа подругу, она медленно покачала головой:

– Нет, Клэр.

– А я осуждала тебя тогда, в апреле, – виновато прошептала Клэренс, прикладывая к щеке прохладную ладонь Марианны. – Я совершенно не понимала тебя в те дни!

– А теперь понимаешь? – с улыбкой спросила Марианна.

– О, теперь! – жарко выдохнула Клэренс. – Я люблю его, – прошептала она с нежной обреченностью, посмотрела на Марианну и повторила уже страстно и твердо: – Я так люблю его, Мэриан! Я не могла поступить иначе, хотя, если бы я сказала хоть слово, он бы не дотронулся до меня. Но, Мэриан, я сама не хотела запрещать. Ох, неужели я поступила опрометчиво и неправильно?!

– Клэр, дорогая, что тебя заставляет стесняться своей любви? – с искренним удивлением спросила Марианна. – Весь Шервуд давно знает, как горячо Вилл любит тебя и как он беззаветно предан тебе одной.

– Братья! – с такой же искренностью призналась Клэренс и невольно поежилась. – Ты видела, как они посмотрели на меня? Мне показалось, что их глаза прожгли меня насквозь!

– Да уж, ты нашла самых строгих блюстителей нравов! – от души рассмеялась Марианна и вдруг, негромко охнув, прижала ладони к располневшему животу: – Да что с тобой сегодня, малыш?

– Толкается? – с улыбкой спросила Клэренс.

– Все утро резвится! – ответила Марианна, крепче прижимая к себе ладони. – Вот опять…

– Дай я послушаю! – попросила Клэренс и положила ладонь на живот Марианны рядом с ее ладонями.

Почувствовав сильный толчок, потом еще один, Клэренс рассмеялась.

****

Джон то и дело поглядывал на Робина, хмурясь все сильнее. Не выдержав, он подъехал к нему вплотную – так, что лошади почти соприкасались боками, – и спросил:

– Почему только Эдгар и Вилл? Мы наберем едва шесть десятков стрелков, а ратников пять десятков. Почему ты решил обойтись таким незначительным перевесом сил?

– Я еще ничего не решил, Джон, – ответил Робин. – Доберемся до места и посмотрим.

– До распадка? – уточнил Джон. – Там самое удобное место для нападения.

– Да, удобное, – согласился Робин, – и ратники тоже это понимают. Поэтому я назначил Эдгару встречу рядом с переправой через Трент, а не возле распадка.

– Переправа – не такое удачное место, как распадок, но тоже неплохое, – согласился Джон. – Но если мы упустим ратников на переправе, то не сможем их преследовать: потом дорога пойдет по открытой местности, дальше и дальше от Шервуда. Надо было все-таки взять не меньше сотни стрелков! Ты не забыл, что лазутчик Гисборна по-прежнему в Шервуде, а сам Гисборн со вчерашнего дня в Ноттингеме?

– Я помню об этом, – последовал бесстрастный ответ.

На середине пути отряд Робина поджидал отряд стрелков во главе со Статли.

– Так и есть! – с досадой воскликнул Джон. – Их даже не три десятка, а два! А если и Эдгар с меньшим числом стрелков?

– Подожди беспокоиться раньше времени, – ответил Робин и, поймав взгляд Статли, кивком указал ему занять место рядом с собой.

Статли поравнял коня с гнедым Колчаном и молча поехал рядом с Робином, не спрашивая о причине зова.

– Ничего не хочешь рассказать мне, Вилли? – наконец сказал Робин. – Может быть, поинтересоваться моим отношением к ночным прогулкам моей сестры?

Смущенный его вопросами, Статли залился краской и виновато склонил голову. Робин молча смотрел на него, и Статли, отважившись, повернул голову к Робину и посмотрел в бесстрастные глаза лорда Шервуда.

– Робин, я прошу у тебя руки твоей сестры. Я люблю Клэр с того дня, когда впервые увидел, и никогда не скрывал своих чувств к ней от тебя или Вилла. Наверное, ты сочтешь мою просьбу дерзостью, – ведь она дочь графа, а я…

– Если бы я счел твои слова и чувства дерзкими, то пресек бы их еще прошлой зимой, когда ты мне впервые рассказал о любви к Клэр, – не дал ему договорить Робин, и в его глазах появились золотистые смешинки. – Но спросить моего согласия на ваш брак тебе следовало раньше, чем укладывать мою сестру в постель. Да, я знаю, как давно и сильно ты любишь ее, и вверяю тебе Клэр с легким сердцем. Теперь все будет зависеть только от ее согласия, хотя я не очень сомневаюсь в том, что ты и его получишь.

Статли, не ожидавший, что разговор с Робином пройдет так легко, просиял. Он попытался обнять Робина, но Колчан от его движения шарахнулся в сторону, и Статли едва не слетел с коня.

****

– Скажи, Мэриан, каково это – носить ребенка? – спросила Клэренс, отнимая ладонь от живота Марианны.

– Придет время, и сама узнаешь! – рассмеялась Марианна, вслушиваясь в себя, и ее глаза сияли затаенным нежным светом.

– А все-таки? – с ласковой настойчивостью допытывалась Клэренс.

– Носить ребенка от любимого мужчины – это чувствовать себя счастливой каждую минуту, – сдавшись ее натиску, призналась Марианна. – И днем, и ночью.

– Даже когда тебя тошнит? – рассмеялась Клэренс.

– Даже тогда, – ответила Марианна: ее в последнее время действительно одолевали приступы дурноты, несмотря на все отвары, которыми ее поили Робин и Эллен.

– Но вот он родится, и как ты сумеешь разделить свою любовь между ним и Робином?

Вспомнив почти такой же вопрос, который утром ей задал Робин, Марианна улыбнулась: она знала ответ.

– Мне не придется делить ее, Клэр. Ведь она удвоится, и ее с избытком хватит и для отца, и для сына.

Послышался топот быстрых ног, и едва Марианна и Клэренс успели оглянуться, как к ним подбежал Дэнис и с размаху обхватил руками Марианну за шею.

– Леди Мэри, я повсюду тебя ищу! Из дозора вернулись Дик и Хью, они привезли тебе письмо!

– Тихо, поросенок! – воскликнула Марианна, чуть не свалившись в ручей, когда мальчик налетел на нее с объятиями.

Она поднялась, ухватившись за руку Клэренс, и они пошли обратно. В трапезной Дикон пил горячее вино и перебрасывался шутками с Хьюбертом – тот грел у огня озябшие руки. Вилл по-прежнему сидел за столом, не желая замечать ничего и никого вокруг. Марианна подошла к Дикону.

– Дэнис сказал о каком-то письме для меня.

Не отрываясь от кубка, Дикон вытащил из-за ворота куртки пергаментный свиток и протянул его Марианне. Она бросила взгляд на печать. Рассмотрев оттиск на сургуче, она широко раскрыла глаза, не веря тому, что увидела, посмотрела еще раз и, убедившись, что на сургуче оттиснут ее родовой герб, побледнела.

– Не может быть! Неужели?! – воскликнула она внезапно охрипшим голосом и, торопливо сорвав печать, развернула пергамент.