Мария Берестова - Любовь не с первого взгляда

– Так ведь тогда бояться уже поздно.

К его неожиданности, она рассмеялась.

– И в самом деле, – ответила она на его вопросительный взгляд. – Разве ж я теперь могу что-то с этим поделать?

– Это всё ваша мания всё контролировать, – объяснил он ей её собственные порывы.

Тихо улыбнувшись, она признала:

– Вы правы.

Вернувшись к листкам, он оптимистично продолжил:

– Ба, по крайней мере, я могу пообещать вам не подглядывать за тем, как вы рисуете!

Страх, что он увидит её за этим занятием, смотрелся крайне чужеродно и нелепо в ряду всех остальных ужастиков, но, во всяком случае, выглядел достаточно поддающимся разрешению.

Кая невольно бросила взгляд в сторону пустого мольберта и тихо улыбнулась:

– Крайне любезно с вашей стороны, – согласилась она.

Канлар тоже посмотрел на мольберт, хмыкнул и признал:

– Ну вот, вы изрядно раззадорили моё любопытство.

По выражению его лица было очевидно, что он представляет упражнения в стиле Айде-Лин.

Королева покраснела и поспешила опровергнуть догадки, которые, как ей показалось, он обдумывал:

– Я просто очень плохо рисую, – призналась она и покраснела ещё сильнее.

– Уж точно не хуже меня! – рассмеялся Канлар. – Спросите как-нибудь госпожу Се-Ньяр, я самый безнадёжный её ученик! – припомнил он свои давние опыты в этом искусстве.

Кая с живым любопытством заглянула ему в лицо:

– А она даёт уроки?.. – прозвучал её робкий вопрос.

С выражением тихого восторга на лице Канлар прижал её к себе:

– Я вас сведу на днях.

Как только график королевы позволил, он и впрямь привёл её в министерство, где у госпожи Се-Ньяр была оборудована небольшая светлая комната как раз для художественных опытов. Выпроводив Канлара заниматься делами, дамы принялись живо обсуждать интересующий их вопрос. Кая даже принесла давнишнее красное безобразие – единственный свой несожжённый рисунок.

– Вы напрасно переживаете, ваше величество, – рассмеялась госпожа Се-Ньяр, разглядывая пурпурные небеса. – Рэн прав, он рисует гораздо хуже вашего!

«Рэн?» – чуть не переспросила Кая и сразу же слегка покраснела, осознав две немаловажные вещи: у её мужа, во-первых, есть имя, и во-вторых, что вполне естественно, близкие ему люди это имя сокращают.

Сколько себя помнила, Кая слышала о нём только и исключительно как о «господине Канларе», и в её окружении никто не называл его иначе – ну разве что если используя титул. Конечно, она знала его имя, но совершенно не ассоциировала его с ним. А тут, извольте, кто-то зовёт его этим самым Рэном, словно всю жизнь так и было – да ведь для госпожи Се-Ньяр, действительно, так и было.

– Это самый удачный из моих рисунков, – призналась королева. – Обычно получается куда как хуже.

Зорким взглядом выискивая в полотне те или иные одной ей знакомые черты и приметы, госпожа Се-Ньяр живо переспросила:

– А что вы хотели сказать этой картиной?

Кая в недоумении замерла.

Она никогда и ничего не хотела сказать своими рисунками. Она просто рисовала, как приходило на ум, не задумываясь, как это должны увидеть другие – да ведь и не предполагалось, что кто-то это когда-то увидит.

– Мне кажется, – не дождавшись ответа, принялась фантазировать художница, – здесь что-то про победу чувства и воображения над обыденностью, да? Смотрите, вот эти строгие силуэты зданий словно сгорают в алых солнечных лучах! – во восторге стала изобретать она толкование. – И цветы, цветы! Чувство, которое сильнее оков и рамок!

С недоумением королева припомнила, как, пока она пыталась обдумать кандидатуры на роль вице-канцлера, ей в голову упрямо лезли мысли о поцелуях. Неужели это и впрямь так легко читается с готового рисунка? Точно нужно сжигать всё, без исключений, это же ужас какой-то, любой, что ли, сможет вот так залезть ей в голову?

– Погодите, мне тут Джер-Лирэ подарил… – госпожа Се-Ньяр вернула королеве её холст и закопалась куда-то в ворох набросков. – Смотрите! – торжествующе воскликнула она, выхватив оттуда нужный лист. – Здесь та же тема, но решено иначе…

И королева незаметно для себя оказалась втянута в многословный и яркий разговор об искусстве, который занял несколько часов – конечно, за это время было сделано без счёта набросков, и, к её неожиданности, несколько из них Кае даже понравились.

Вечером того дня, вышивая, пока муж занимался какими-то бумагами, она вдруг решилась позвать его этим, нынче услышанным, именем:

– Рэн…

– Да? – с привычной готовностью откликнулся он, отрываясь от бумаг и встречаясь с нею глазами.

На его лице чётко читались этапы осознания, кто именно его только что так назвал, почти в момент сменившиеся отчётливо выраженными сомнениями в том, не послышалось ли ему и не придумал ли он это.

Хотя не было ничего дурного в том, чтобы не звать супруга по имени, и хотя королева знала, что и в истории, и в современности хватало семейных пар, обращающихся друг к другу исключительно официально, ей почему-то стало нестерпимо стыдно за то выражение сомнения на его лицо, которое отчётливо и явно транслировало мысль: «Верно, я ослышался».

Сглотнув, она повторила ещё менее уверенным голосом, чем в первый раз:

– Рэн…

Сомнения на секунду сменились ошеломлением, после чего, странным образом рассиявшись – хотя улыбка тронула лишь кончики его губ и только уголки глаз, но отчего-то этой улыбкой сейчас светилось отчётливо всё лицо и даже, кажется, и сама фигура, – он с явным удовольствием переспросил:

– Кая?

Та спрятала лицо в ладонях и от смущения рассмеялась.

Мгновенно оценив ситуацию, Канлар хмыкнул и деловитым тоном заявил:

– Кажется, мы забыли разработать регламент неофициального титулования короля-консорта для личного пользования правящей королевы в интимной обстановке. Какое досадное упущение! – картинно посетовал он. – Непременно выскажу господину Се-Трие своё неудовольствие, как только он вернётся с моря!

На эту тираду Кая рассмеялась уже безо всякого смущения, и даже с нарочитым смирением в голосе согласилась:

– Должна признать, мне свойственен, в некоторой степени, формализм…

– В некоторой степени? – с заметной насмешкой приподнял он брови. – Дорогая. К вам порой и прикоснуться боязно без предварительных дипломатических нот с изъявлением намерений, – поддел он, вопреки этой фразе пересел к ней, приобнял за плечи и вернулся к делу: – Ты что-то хотела сказать.

Похлопав ресницами, она с самой очаровательной тональностью снова начала:

– Рэн… – и снова остановилась, захваченная выражением яркой радости на его лице.

Не удержавшись, она поцеловала его в нос, вызвав ещё один всплеск удивленного восторга.

Он рассмеялся и поцеловал её в ответ, и разговор снова немного отложился.