Лидия Джойс - Шепот ночи

– Твоя правда, – согласился Волынроский. Он понимал мотивы Думитру. Похожие мысли о независимости подвигли Петро на побег с дочерью французского графа, хотя он мог безбедно прожить в качестве избалованной болонки богатой вдовушки. – Если ты решил, тогда…

– Решил, – твердо сказал Думитру.

– Тогда я предприму соответствующие шаги. Сначала я выясню, какие документы нужны банку, чтобы контроль над деньгами перешел к тебе.

– А потом отец Алексий сфабрикует их, – сказал Думитру.

– Естественно, – согласился Волынроский. – Затем я отвезу их в Женеву и сделаю все, чтобы убедить банк не информировать агента ее отца об этой маленькой операции, – папеньку это только встревожит. Не думаю, что это будет очень сложно, поскольку директор банка с трудом скрывает неодобрительное от ношение к сложившейся ситуации.

– Отлично. Значит, договорились. – Думитру вытащил карманные часы. – Пора к столу. Я бы пригласил тебя отобедать с нами, но не хочу сразу удивлять жену неожиданными визитерами.

– Так как она? – спросил Волынроский, не поднимаясь с места, несмотря на откровенный намек Думитру. – Ты так и не сказал.

– Молода и ослепительна, – коротко ответил Думитру. – И поразительно смущает.

– Смущает или смущается? – спросил Волынроский с обычным пренебрежением к женскому полу.

Думитру не мог удержаться от улыбки.

– Смущает. Сбивает с толку. Дразнит. Упряма и очаровательна.

– Похоже, ты попал в рабство.

Слова прозвучали почти обвиняюще. Волынроский был убежден, что в жизни и в любви надо руководствоваться корыстным расчетом. Иные отношения он считал самой большой ошибкой, которую может совершить мужчина.

– Нет, не в рабство, – усмехнулся Думитру. – Но я определенно увлечен. И совершенно неожиданно для себя самого. – Он пристально взглянул на Волынроского. – Именно поэтому тебе нужно проявить в этом деле большую осторожность.

– Как всегда, – заверил его Волынроский. Он демонстративно поднялся. – Что ж, удаляюсь в одинокое логово насытиться твоей вкусной едой. Ухаживай за своей женушкой. Желаю тебе теплой постели и холодного сердца.

– Убирайся, пока я не вызвал тебя на дуэль за такие слова, – рассмеялся Думитру.

Волынроский насмешливо покачал головой и возвел глаза к потолку.

– Пропал! Еще один мужчина погиб! – С драматическим вздохом он вышел из комнаты.

Когда Думитру поднялся в свои покои, гостиная была пуста, но дверь в спальню Алсионы открыта. С порога он увидел, что горничная Алси дремлет у окна с шитьем. Думитру осторожно шагнул внутрь, стараясь не разбудить ее и ожидая застать за таким же занятием ее хозяйку.

Но Алсиона сидела за столом, заваленным книгами и журналами. Нахмурившись, она всматривалась в лежащие перед ней в беспорядке бумаги, потом переводила взгляд на полупустой лист и что-то писала. На ней было легкое утреннее платье, строгие линии которого смягчали цвет лаванды и прозрачный газовый шарф, наброшенный на плечи. Ее черные волосы – Думитру сообразил, что понятия не имеет, насколько они длинные, поскольку вчера ночью она их не распустила, – были уложены в изящную прическу замужней женщины, без локонов дебютантки у висков, но с замысловатым узлом у основания изящной белой шеи. Стоя на пороге, Думитру видел лишь профиль Алси, но был заворожен ее лицом. Он еще не успел привыкнуть к ее поразительной красоте. В ней не было ленивой праздности или тихой добродетели. Против ожидания ее нежные черты оживляли сменяющие друг друга эмоции и мысли, интенсивность которых контрастировала с хрупкостью и изяществом линий. «Ничто так не смущает, как тот факт, что у жены куча денег, о которых муж может только мечтать», – обиженно нашептывал Думитру внутренний голос.

Несмотря на горькие мысли, мелькнувшее на лице Алси выражение вызвало у Думитру непривычное чувство, что он бесцеремонно вторгся в чужие владения. Он уже сделал шаг назад, чтобы постучать. Но Алсиона, должно быть, услышала шум и быстро обернулась, прикрыв ладонью написанное, и тут же отдернула руку, испачканную чернилами. Недовольно вскрикнув, она снова сосредоточилась на бумаге.

– Посмотри, что ты наделал! Я из-за тебя все смазала, – отчаянным тоном упрекнула она и, схватив обрывок промокательной бумаги, безуспешно пыталась исправить оплошность.

Думитру открыл было рот, чтобы оправдаться, но тут проснулась горничная и уставилась на них, по-совиному хлопая глазами. Служанка церемонно поднялась и без единого слова ретировалась, с преувеличенной вежливостью закрыв за собой дверь.

Природное любопытство взяло верх, и Думитру, забыв об извинениях, подошел к столу посмотреть, чем занимается его жена.

Он гордился своим английским, но в этом случае от него не было никакой пользы. Лежащие на столе бумаги были написаны одним почерком и испещрены таинственными знаками, странными диаграммами и формулами, которых он не мог расшифровать. «R2 определяет??? i 2 = j2 = – k2 = –1, i2=j2 = k2 = – 1», – гласила одна. «Общество и правительство – львиная доля или пропорциональное распределение?» – другая.

– Что это? – спросил Думитру.

Алсиона потрясенно глянула на него через плечо и, собрав бумаги в стопку, сунула их под смазанный лист.

– Это своего рода игра, в которую я играю по переписке, головоломка вроде анаграмм, которыми развлекаются некоторые.

– По мне, это на головоломку не похоже. – Думитру склонился к лежащим под руками Алси бумагам и высившимся на столе изданиям. – Что все это значит? – Он наугад вытащил одну тетрадь.

«Математический журнал» на французском языке!

– Ничего, – натянутым тоном сказала она, хмуро глядя на журнал в его руках.

Заинтригованный, Думитру, не обращая внимания на ее осуждение и нарастающую тревогу в глазах, начал перебирать книги и журналы. Возмущенно фыркнув, Алсиона всплеснула руками, сгорая от желания выхватить у него свои сокровища, но понимала, что такое поведение леди не подобает. Думитру воспользовался ее растерянностью. «Гидродинамика». «Критика чистого разума» Канта на немецком. Лейпцигские «Ученые записки», учрежденные Лейбницем, опять на немецком. «Что такое собственность?» Прудона на французском. «Эдинбургский философский журнал» на английском. «Геттингенские штудии», снова на немецком. Неудивительно, что Алси знает столько языков. Она читает журналы и книги со всей Европы.

– Оказывается, я женился на ученой даме.

Думитру сухо усмехнулся, глядя на растерянное лицо Алсионы. Если она распоряжается деньгами, то почему бы вслед за этим ей не иметь мужских увлечений? Если так дело пойдет, то скоро она наденет брюки, а он – корсет.

– Не нужно так удивляться. – Ее глаза, прищурившись, превратились в зеленые щелки. Поджатые губы совершенно не шли ее лицу.