Катерина Райдер - Идефикс. Часть первая.

– Прошу меня простить, Ваша Светлость, гости негодуют…

– Ваша светлость? – потрясённо переспросила Мэри, пошатнувшись.

Джентльмен, приметив, что леди неловко оступилась, устремился к ней на выручку и, несмело придержав за локоть, наконец, представился полными именем, при этом старательно отводя взгляд в сторону.

– Маркиз Эдвард Шелтон, к вашим услугам, леди Мильтон.

К гостям пара возвращалась молча. Шелтон лишь изредка позволял себе украдкой смотреть на гостью, испытывая не меньшее смятение, нежели она сама. И всё же, несмотря на спорность своего поступка, Эдвард был несказанно рад, что знакомство с леди Мильтон состоялось столь необычным образом, без лживых комплиментов и ужимистых реверансов.

Маркиз был человеком порядочным и являл собой воплощение столь редко встречающихся в высшем свете черт, как ответственность, отзывчивость и добросердечие. Для него корысть и слепая гордыня приравнивались к низменным порокам, сродни пьянству или чревоугодию, что, по его личному мнению, отравляли не только тело, но и душу. Шелтон занимался филантропией не ради славы и признания, а по велению сердца, выше прочего ценя в людях способность сопереживать ближнему и стремление помогать безвозмездно. Многие из представителей знати пророчили ему скорое банкротство из-за чрезмерного расточительства на благие дела. Но мнение аристократии Эдварда никогда не заботило. Ярким доказательством сему было происхождение его ныне покойной супруги, которая не имела ни громкой фамилии, ни приданного, ни тем более титула.

Музыка становилась громче. От сжимающего грудь волнения, леди Мильтон была готова провалиться сквозь землю. Она чувствовала, что лицо её пылало, дыхание то и дело обрывалось, а зрение застилало мелкой рябью. Не на шутку разболелась голова.

Когда до бального зала осталось всего несколько ярдов, маркиз замедлил ход и нерешительно коснулся локтя девушки. Мэри вздрогнула, замерев на месте, глядя на джентльмена, как загнанный борзыми кролик. Несколько мучительно долгих секунд оба молчали, а потом вдруг заговорили в один голос, почти по-детски рассмеялись и вновь затихли, растерянно глядя друг на друга.

Первой гнетущую тишину не вынесла Мэри.

– Милорд, прошу прощения за своеволие. Мне не стоило вторгаться в вашу библиотеку и тем более…

Эдвард оборвал графиню на полуслове, уверенно вступая в диалог.

– Леди Мильтон, оставьте. Если кто из нас и должен вымаливать прощения, так это я. Вы всего лишь поддались свойственному вашему цветущему возрасту любопытству. А я, самым нахальным образом, воспользовался ситуацией и опустил правила приличия, не представившись как следовало. Простите меня…

– Сэр, право дело, это ваш дом и вы вольны вести себя так, как вам того заблагорассудится.

Шелтон озадачено нахмурил брови, но губы его, несмотря на строгий взгляд, растянулись в добродушной улыбке.

– Вы действительно так считаете? – с мягкой иронией, уточнил джентльмен.

– Поясните? – недоуменно отозвалась леди.

– Что высокое положение в обществе оправдывает моё сумасбродство?

Мэри, почувствовав себя ещё более неловко, попыталась сделать глубокий вдох, да только туго затянутый корсет ей этого не позволил.

– Я считаю, не мне учить вас манерам, милорд.

– Тогда кому же, коли не вам?

– Собственной совести, возможно, – тихо заключила графиня. – На мой взгляд, нет ничего более ценного, нежели право самостоятельного выбора. Главное помнить, что все наши поступки отбрасывают тень не только на репутацию, но и душу. Как бы мы себя не вели и каким путём не следовали, в конце каждому воздастся по заслугам.

Мильтон замолчала, а Эдвард, окинув её оценивающим взглядом, задумчиво улыбнулся. В сей же миг послышались чарующие звуки струнного ансамбля. Зазвучал вальс.

Пару вдохов помедлив, маркиз галантно подал девушке руку, с надеждой спрашивая:

– Леди Мильтон, рассказ о вашей сестре вдохновил и меня на свершение. Сегодня я впервые не хочу прятаться от фортепиано. Не окажите ли вы мне часть?

Мэри, вопросительно вскинула бровь, глядя на широкую ладонь джентльмена.

– Вы приглашаете меня на танец?

– В качестве извинения, если вы изволите, – учтиво поклонился Эдвард.

– Что же, я принимаю ваши извинения и тем самым приношу вам свои.

Присев в лёгком книксене, Мэри надела перчатку и взяла мужчину под руку.

Спустя несколько секунд пара вошла в главную залу. Музыканты разом заглушили струны. Гости, все как один, обратили взоры к маркизу и его молодой спутнице. По задним рядам прокатился шуршащий рокот.

Заметив в толпе Николаса, что от представшей его взору неожиданности сначала побледнел, а затем начал стремительно наливаться краской, Мэри обескуражено отвела взгляд. Шелтон, тем временем, попросил оркестр возобновить игру и повёл леди в центр бальной, не обращая внимания на негодующие перешёптывания вокруг. Никто из господ не решился последовать за ними.

– Берегите ноги, миледи, – шутливо шепнул маркиз, желая разрядить обстановку, чувствуя, что графиня чрезмерно встревожена.

Признательно кивнув, леди уложила невесомую ладонь на плечо партнёра. Джентльмен столь же осторожно коснулся тонкого девичьего стана и после короткого выдоха, сделал первый шаг, увлекая Мэри в вихрь вполне сносного, пусть и несколько медлительного вальса. Но не прошло и круга, как взгляд Шелтона изменился, стал предельно сосредоточенным и напряжённым – он считал шаги. На переносице мужчины проступила пульсирующая венка, широкий лоб заблестел от испарины, дыхание участилось.

– Вы слишком сжимаете мою ладонь, – тактично заметила Мэри, расцветая очаровательной улыбкой, дабы не обидеть партнёра.

От внезапности ремарки маркиз вздрогнул и сбился с ритма, но Мильтон успела вовремя отступить назад и направить кавалера в нужное русло.

– Прошу прощения, в последний раз я вальсировал очень давно, – виновато отозвался Шелтон.

– Быть может, если к нам присоединятся другие танцующие, вам удастся забыться?

Эдвард натянуто улыбнулся и, обратив взор на гостей, призывно кивнул. Спустя несколько тактов подле графини и маркиза почти не осталось свободного места, всеобщее внимание притупилось, бал набрал прежние обороты и теперь за парой наблюдали лишь глаза особо заинтересованные, в число коих, разумеется, входил и Николас Ньюмен.

Сложно сказать, что именно чувствовал молодой человек, какие догадки и предположения его терзали, помимо очевидной ревности, но именно этим вечером Мэри впервые заметила в поведении друга нервозность, напускное пренебрежение и несвойственную ему резкость. Остальные Мильтоны сочли сей выход в свет удачным. К тому же, когда семейство покидало Уайтхолл, Шелтон изъявил желание лично проводить графскую семью до экипажей.