Катерина Райдер - Идефикс. Часть первая.

– Не утруждайтесь, миледи, вам не по силам задеть мою гордыню. Дабы преуспеть на этом весьма сомнительном поприще, должно располагать чем-то большим, нежели это тело дважды в неделю.

Изящным жестом Уилл прошёлся ребром ладони по собственному торсу, в финале отвесив маркизе театральный поклон. От услышанного лицо Де Вуд перекосило, в горле запершило, глаза налились ядом, а губы неестественно приоткрылись, точь в точь как у утопленника.

Глядя на сие великолепие первобытных эмоций, Уильям довольно улыбнулся, не размыкая уст. Как бы он хотел поменяться с Кэтрин местами, суметь почувствовать весь спектр чувств, пылающих внутри её хрупкого тела. Прикоснуться к чему-то настоящему, пусть и прогнившему насквозь, ощутить себя живым. Ощутить хоть что-то…

– Ты не смеешь… – еле слышно обронила маркиза, судорожно сжимая ткань своего одеяния чуть ниже солнечного сплетения. – Не смеешь так со мной говорить!

– Разве? – хрипло и низко, до мурашек по усыпанной веснушками кожи любовницы, пробасил драматург, медленно двинувшись в её сторону.

Подойдя к Де Вуд почти вплотную, Уилл очертил костяшками пальцев овал, несмотря на возраст, всё ещё свежего лица, и поддев за подбородок, вынудил маркизу встретиться с собой взглядом. Сердце в груди женщины заколотилось столь неистово, что стук его затмил собой топот копыт за окном.

– Ваше проклятье, миледи, заключается в том, что вы отчего-то решили, будто имеете надо мною власть. Но даже возжелай я всецело принадлежать вам, всё равно бы не смог. Моя душа уже давно продана существу куда более коварному и жестокому.

– И кому же?.. – прошептала Кэтрин, задыхаясь от вкрадчивого голоса любовника.

– Музе. А она, поверьте мне на слово, та ещё стерва. Вам с ней не тягаться.

Уэйд выдержал драматичную паузу, после чего вновь нацепил маску равнодушного ко всему, кроме себя самого, нарцисса, и, колко хмыкнув, отошёл к зеркалу.

– Уильям, ради Бога! – оскорблённо воскликнула Де Вуд, окончательно теряя самообладание. – Ты ставишь меня в крайне неудобное положение! Эдвард уже прибыл в Лондон и привёз с собой девушку, на которой планирует жениться!

Уилл, поправив пиджак расшитый чёрным и изумрудным стеклярусом, обернулся, глядя на женщину с холодным равнодушием.

– Допустим, но причём здесь я?..

– Он жаждет её впечатлить и просил твоего личного участия.

Драматург почти искренне рассмеялся.

– О, дорогая, не думаю, что моё присутствие сыграет твоему приятелю на руку, в особенности, если девица окажется недурна собой.

– Уилл! – гневно прыснула маркиза.

Её мелкую челюсть свело судорогой, а ресницы распахнулись столь широко, что казалось глаза того и гляди выскочат из черепа, да покатятся по полу. В ответ джентльмен самодовольно улыбнулся, поправил кружево под рукавами сюртука и, обернувшись, склонил голову в прощальном кивке.

– Без меня, миледи, – на сей раз голос драматурга прозвучал твёрдо, без притворства. – Я не вынесу и десяти минут в обществе совершенно ничего не смыслящих в поэзии женщин. Пригласи мисс Мьюлок, кому как не пишущей даме развлекать твоих недалёких подруг?

– Ему нужен именно ты, потому что мисс, о которой идёт речь, страстная почитательница твоего таланта.

– Редкая мисс в действительности способна оценить глубину моего творчества, – на ходу отозвался Уильям. – Хорошего дня, маркиза.

– Возможно, – спешно прибавила Де Вуд, – но не всякой удаётся задеть твоё самолюбие.

– Что? – Уэйд чуть замедлил шаг, но не обернулся.

– Графиня Мэри Мильтон. Кажется, в вашу последнюю встречу что-то пошло не так. Не хочешь взять реванш?

Уильям, уже будучи в дверях, остановился. Некоторое время он обдумывал услышанное, а затем сухо бросил через плечо:

– Во сколько?

– В три по полудню, – довольная собой, расплылась в улыбке Де Вуд.

– Я буду, – отчеканил драматург, немедля покидая покои любовницы.

Шелтон, в этот прохладный, но, тем не менее, ясный день, прибывал в явном воодушевлении. Осень, в преддверие ноября не радовала Англию солнечной погодой на протяжении последних двух недель, но именно сегодня, будто бы благословляя стремления джентльмена, располагала к пешим прогулкам.

После знакомства с леди Мильтон на балу в Уайтхолл, Эдвард словно переродился. Он приметил Мэри ещё на премьере в театре и вопреки личной убеждённости, что ни одна мисс не в силах взбудоражить облачённое в скорбный саван сердце, был поражён до глубины души чувствами, стремительно прорастающими в ней. Ангельские черты юной девы, стоявшей некоторое время так близко, что протяни руку, можно было коснуться её тонкого запястья, накрепко засели в сознании маркиза. Но графиня в тот вечер была не одна, да и Эдвард, столь давно не практиковавшийся в ухаживаниях, растерялся.

Следующим днём, предварительно наведя справки, джентльмен написал письмо Эрин. Женщина, не мешкая, согласилась на личную встречу. Так сговор миссис Мильтон и высокоуважаемого сэра состоялся ещё в Лондоне. После, между «заговорщиками» завязалась переписка, которую поддержал и Роберт, узнав, кто именно претендует на руку дочери. Вот только у графа имелось одно непоколебимое требование – Мэри должна была согласиться на брак по собственной воле.

Вечером после бала в Хартфорде, оставшись в одиночестве, Шелтон размышлял об уместности его симпатий к столь юному созданию. Маркизу месяц как исполнилось сорок шесть. Но, не сыскав ни одной причины против, утром он отправил Мэри письмо, в котором не сказал ни слова о своих притязаниях, лишь вскользь упомянул, что леди глубоко ему симпатична. В ходе непродолжительной переписки джентльмену удалось выяснить, что графиня не только любит читать, но и пробует себя на литературном поприще. В следующем письме маркиз напомнил о своей скорой поездке в столицу, приложив список имён лондонских драматургов, приглашая Мэри посетить любой из приглянувшихся ей спектаклей. Мильтон ответила через пару дней. Скромно, с искренней благодарностью, обведя в предлагаемом перечне имя Уильяма Уэйда.

Припомнив, что маркиза Де Вуд, вдова недавно почившего знакомого, инвестирует в постановки поэта, Эдвард незамедлительно отправился в столицу, дабы просить женщину об услуге. Тогда-то она и предложила Шелтону устроить начинающей писательнице личную встречу с маэстро. И вот, в последний день октября, Мильтоны в полном составе, за исключением Николаса, которому по долгу службы пришлось остаться в Хартфорде, прибыли в Лондон.

Остановившись возле крыльца столичного дома Мильтонов, Эдвард окинул взглядом окна второго этажа и, расправив лепестки роз в букете, снял цилиндр, после чего шумно выдохнул, поднимаясь по ступенькам.