Конни Мейсон - Нежная ярость

Всю ночь Монтань-Пеле рокотал, проявляя недовольство миром, и посыпал пеплом все вокруг. В середине ночи Габби была вынуждена встать и закрыть ставни, а потом мучилась в душной комнате. Она металась и ворочалась, наконец заснула на рассвете и видела странный сон, в котором ей явились Амали и Дамбалла, сон настолько реальный, что она ясно ощущала, как смертельно ядовитая змея ползет по ее телу.

Габби проснулась в холодном поту, чувствуя тупую боль в пояснице, отдающуюся в животе. Стараясь не обращать на это внимания, она тяжело поднялась с постели, испытывая какое-то дурное предчувствие. Когда боль в животе утихла, Габби успокоилась и занялась домашними делами, еще не догадываясь о темных силах, которые действуют против нее.

Прохладную первую половину дня Габби провела за шитьем детского приданого, и после обеда ей захотелось прилечь и вздремнуть. Она медленно направлялась к лестнице, когда услышала стук в дверь. Зная, что Тилди в кухне в задней части дома, Габби устало пошла к входной двери. Распахнув дверь и увидев стоявшую на пороге Амали, Габби с ужасом вспомнила о кошмарах сегодняшней ночи.

– Что тебе нужно? – спросила Габби, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Ты уже получила Филиппа, так неужели нельзя оставить меня в покое?

Амали, прищурившись, разглядывала большой живот Габби. «Выглядит так, как будто вот-вот родит», – подумала Амали, обнажая зубы в мрачной улыбке и готовясь отомстить за себя женщине, стоящей между ней и Филиппом.

– Пожалуйста, впустите меня, – начала Амали, видя, что дверь вот-вот захлопнется перед ней. – С вашим мужем случилось что-то ужасное.

Габби застыла на месте, придерживая дверь, и Амали, воспользовавшись этим, проскользнула в прихожую.

Испугавшись еще больше, Габби закрыла дверь и неловко повернулась к Амали.

– Что случилось с Филиппом? – спросила она задыхающимся голосом.

– Он умер! – возвестила Амали, упиваясь собственной ложью. – Вчера в зарослях его укусила змея.

Габби почувствовала спазмы и невольно положила руку на живот.

– Филип умер? Нет! Нет! Не может быть! Я бы почувствовала, если бы с ним что-нибудь случилось.

И в это мгновение она вспомнила свое странное беспокойство и апатию накануне и смутное предчувствие беды сегодня утром. Все знаки указывали на то, во что ей не хотелось верить: Филип умер.

Амали бросила на Габби хитрый взгляд, опасаясь, что выдаст свою радость при виде отчаяния Габби.

– Не расстраивайтесь, мадам Габби, – ворковала Амали. – Я была рядом с месье Филиппом и утешала его, а он держал меня за руку и до последней минуты признавался в любви... – Она сделала паузу, удовлетворенно отметив страдание на лице Габби, и нанесла последний удар: – Когда месье вернулся в Бельфонтен без вас, я давала ему такое счастье любви, какого он никогда не знал раньше. Я делила с ним постель, и его страсть была пылкой и неистовой. Ни разу он не вспомнил ни вас, ни ублюдка, которого вы носите. Он любил меня самозабвенно и неистово и выкрикивал мое имя...

– Довольно! – закричала Габби и зажала ладонями уши, не желая слышать ненавистные слова Амали. – Зачем ты меня мучишь? Как ты можешь говорить это, когда Филип лежит мертвый?

– Мадам Габби, – сказала Амали, изображая грусть на лице, – в утешение мне остались его прощальные слова и любовь, которая нас соединила. А может быть, – сказала она своим грудным голосом, – может быть, и еще кое-что. – Она много значительным жестом показала на свой живот.

Ребенок Филиппа? Амали ждет ребенка от Филиппа? Габби больше не могла выдержать унижение и, ощутив болезненный толчок ребенка, схватилась за живот. Все отступило, кроме острого желания уйти от Амали и предаться горю в тишине своей комнаты. С огромным усилием Габби подошла к лестнице и, тяжело переваливаясь, стала подниматься по ступенькам.

Амали молча наблюдала за Габби, выжидая подходящего момента, как пантера, готовая напасть на жертву. Когда Амали решила, что момент настал, на стремительно побежала по лестнице и, опередив Габби, загородила ей дорогу.

Габби непонимающим взглядом смотрела на Амали, испытывая физическую и нравственную боль, ощущая угрозу в кошачьих чертах Амали. Онемев от ужаса, Габби увидела, как Амали сунула руку за пояс своей юбки и вытащила нечто, от чего у Габби бешено заколотилось сердце. Амали держала в руках змею. Она гладила ее, что-то нашептывая, а потом вдруг приблизила к испуганному лицу Габби. В тот момент, когда Габби ощутила у своей щеки раздвоенное жало ядовитой твари, она отшатнулась, потеряла равновесие и, издав душераздирающий вопль, скатилась по лестнице и осталась лежать на полу.

Амали сбежала вниз и остановилась, разглядывая бескровное лицо Габби. Она тронула носком неподвижное тело, но Габби не пошевелилась. Тогда Амали мрачно улыбнулась и выскользнула из дома, так никем и не замеченная. «Как сладка месть! – ликовала Амали. – Может быть, теперь месье Филип наконец перестанет тосковать о жене и выкупит обратно свою преданную Амали».

Тилди прибежала из кухни на крик Габби. Увидев неподвижное тело Габби, Тилди решила, что бедняжка умерла, и стала стенать и причитать, воображая всевозможные кары, которые обрушит на нее месье Марсель за то, что она не уберегла его «маленькую возлюбленную». Заламывая руки, она опустилась на колени возле Габби, молясь о том, чтобы произошло чудо.

Первым признаком жизни в Габби было слабое шевеление ее ресниц на бледных щеках, но этого оказалось достаточно, чтобы Тилди начала лихорадочно действовать. Не прошло и нескольких минут, как она отправила садовника Эрмана за доктором Рено.

Тилди вернулась к Габби и с крайней тревогой наблюдала за конвульсиями, сотрясавшими тело Габби, и ее стоны болью отзывались в сердце домоправительницы. Когда Тилди подумала, что больше не выдержит, в дверь вбежал доктор Рено и, отстранив Тилди, склонился над больной.

– Что случилось? – спросил он.

– Я... я не знаю, господин доктор, – ответила Тилди, пожимая плечами и разводя руками. – Я была в кухне, когда услышала крик мадам Габби, а когда я прибежала, она уже здесь лежала.

– Переломов нет, слава Господу, – сказал доктор, осмотрев Габби, – но у нее явно начались схватки. Где месье Дюваль?

– В Ле Шато, – застонала Тилди, сильно расстроенная трагедией. – Там был пожар, и Лионель приехал за ним. Управляющий сильно обгорел.

– И мадам Габби оставили одну? На послед нем месяце беременности?

– Он уехал только сегодня утром, а мадемуазель Элен должна была вернуться в Сен-Пьер на следующей неделе.

– Ладно, то, что мы здесь стоим и разговариваем, мадам Габби не поможет, – нетерпеливо воскликнул доктор Рено, наблюдая, как судороги опять прошли по телу Габби. – Эй ты, садовник! – подозвал он Эрмана, стоявшего поблизости. – Вдвоем с тобой мы сможем отнести ее наверх. Тихонько, тихонько. – С этими словами они наклонились и одновременно подняли бьющуюся в судорогах Габби.