Конни Мейсон - Нежная ярость

– Ты не умер, – тихо произнесла Габби, и ее фиалковые глаза засветились. – Я думала... думала, что мне лишь чудится, что ты здесь, со мной. Сквозь всю эту боль именно твой голос придавал мне мужества. Я бы не справилась без тебя, Филип. Спасибо... спасибо... – И Габби опустила глаза.

– Твой сын очень красив, дорогая, как и его мать. – По голосу Филиппа было видно, что он говорит от всей души. Он столько хотел рассказать ей, в стольком покаяться. – Я благодарен, что Бог привел меня в Сен-Пьер в тот час, когда я оказался тебе нужен. – Про себя он подумал, что неважно, чьему ребенку он помог родиться на свет, в любом случае это было волнующее переживание, которое он никогда не забудет. Но почему Габби решила, что он умер? Вслух он произнес: – Кто тебе сказал, что я умер? Марсель?

Услышав имя Марселя, Габби улыбнулась. Марсель ждал рождения ее ребенка с таким же нетерпением, как она сама. Как он обрадуется, узнав о том, что у нее родился сын!

– В чем дело, милая? – спросил Филип. – Почему ты так улыбаешься?

Габби была настолько измучена, что с трудом понимала вопросы Филиппа.

– Марсель будет так рад нашему сыну, – произнесла она слабым голосом, передала малыша вошедшей в комнату Тилди и почти тут же уснула.

Серые глаза Филиппа потемнели. Ее слова, как копье, пронзили его сердце, не оставив никакого сомнения.

Однако, наклонившись, он поцеловал ее неподвижные губы, прошептал: «Я люблю тебя! Я люблю тебя, моя милая. Прощай!» После этого он ушел, решив навсегда отделить себя от жизни Габби, Марселя и их сына, хотя не мог заставить себя сделать это по закону.

Получив сообщение Тилди о том, что у Габби родился сын, Марсель поспешил обратно в Сен-Пьер, чтобы быть вместе с любимой женщиной. Доктор рассказал ему о рождении близнецов, о том, что девочка умерла, и объяснил, каким важным оказалось присутствие Филиппа во время этих долгих и трудных родов. Марсель очень боялся, что Филип потребует возвращения Габби, и чувствовал тревогу и сомнения, пока не выяснил, что Филип вернулся в Бельфонтен сразу после рождения ребенка. Когда Филип уехал, Марсель понял, что Сент-Сир не признает своего отцовства, и на душе у него стало покойнее.

Марсель сразу полюбил это дитя. Габби назвала его Жан в честь Жана Лафита, чьим мужеством и отвагой она восхищалась. Ей казалось, что мальчику, который выжил, несмотря ни на что, подходит такое имя.

Если даже Габби и была разочарована или расстроена отъездом Филиппа, вслух она об этом не говорила. Она как будто смирилась с тем, что муж отказался от нее и ребенка, и полагала, что он благополучно устроился в Бельфонтене с Амали. Габби рассказала Марселю о тайном визите Амали и о том, как она упала с лестницы. Марсель был вне себя от гнева. Он собирался немедленно ехать в Бельфонтен и рассказать Филиппу о подлом поступке Амали, который чуть не стоил Габби жизни, но Габби воспротивилась.

Проходили дни, и самым большим счастьем для Габби было нянчить своего маленького сына. Иногда она горевала о маленькой девочке, которая оказалась слишком слабенькой, чтобы выжить. Она благодарила Бога за то, что он сохранил жизнь ребенку, наполнив мир Габби покоем и счастьем, какого она не испытывала уже давно.

Марсель очень любил маленького Жана. Он часто стоял у колыбельки, где завороженно наблюдал за малышом. Особенным удовольствием было для него смотреть, как Габби кормит малыша грудью. В это время Марсель воображал, как его собственные губы коснутся этих твердых сосков, к которым с такой радостью припадал Жан своим крохотным ротиком.

Марселя возбуждала мысль, что скоро Габби окажется в его постели, и он удивлялся собственному долготерпению. Теперь, когда она почти поправилась после родов, Марсель с трудом скрывал свое желание. Габби не трудно было угадать, о чем он мечтает. Она знала, что очень скоро Марсель получит награду, за которую служил верно и терпеливо.

В тот день, когда Жан достиг почтенного возраста в один месяц, Монтань-Пеле начал извергаться с новой энергией. Огонь и пепел, изрыгаемые кратером, являли собой впечатляющую и грозную картину. Потоки огненно-красной лавы потекли в сторону Сен-Пьера, но пока не представляли особой опасности. Извержение продолжалось без перерыва пять дней и ночей. Даже приверженцы религии Вуду чаще, чем обычно, приносили жертвы Дамбалле, чтобы умилостивить Бога горы. В конце недели извержение прекратилось так же внезапно, как и началось.

В Бельфонтене Филип безжалостно мучил себя работой. Он вставал на заре, а ложился после наступления темноты, и работа для него была единственным средством справиться с глубокой тоской по Габби. Его долгие размышления привели к тому, что он понял: его любовь к Габби и необходимость быть с ней вместе слишком сильны. А неожиданно проснувшийся вулкан беспокоил его. На его памяти Монтань-Пеле никогда не был активным так много дней подряд. Обычно из спящего вулкана лишь изредка подымалось облачко дыма. Повинуясь безотчетному страху, который Филип не мог себе объяснить, он решил поехать в Сен-Пьер и уговорить Габби вернуться вместе с сыном к нему в Бельфонтен.

Филип отправился в дорогу в тот день, когда выбросы лавы из Монтань-Пеле резко прекратились. Путешествие было трудным. Дорогу, которую называли «След» или «Трасса», в разных местах пересекали дотянувшиеся до этих мест языки лавы, так что ездить по этой дороге было небезопасно. Стемнело, когда Филип наконец добрался до Сен-Пьера и отправился прямо в свой городской дом, где всю ночь нервно шагал из угла в угол, думая о Габби. Филип понятия не имел, что он будет делать, если Габби откажется ехать с ним обратно в Бельфонтен. Так или иначе, он должен убедить Габби, что любит ее, что она нужна ему. Сон не шел к нему, был таким же неуловимым, как Габби в эти бурные годы их брака. Наконец перед рассветом Филип упал на кровать и забылся тяжелым сном.

Проснувшись, Габби с удивлением обнаружила, что ставшие привычными раскаты вулкана не слышны. В спальне раздавался плач маленького Жана. Вскоре замолк и Жан, которому кормилица дала грудь. В первые дни Габби яростно возражала против кормилицы, желая сама кормить малыша, но в конце концов Марсель и доктор Рено уговорили ее, объяснив, что так будет лучше для малыша. Для удовлетворения материнского инстинкта она будет кормить Жана только три раза в день, а остальное время им будет заниматься кормилица. Габби размышляла об этом, когда раздался стук в дверь.

– Войдите! – крикнула Габби, думая, что это кормилица Луэлла принесла Жана. Габби уже привыкла каждое утро брать сыночка на руки и играть с ним. К ее удивлению, вошел Марсель. Еще больше она удивилась, когда Марсель закрыл дверь и подошел к ее кровати.