Пэм Розенталь - Служанка и виконт

— Мы почти приехали, — сообщил адвокат. — Меликур-Отель сразу же за углом.

Карета завернула за угол и остановилась перед внушительным каменным фасадом здания. Мари-Лор мгновенно разглядела его. Здание стояло отдельно от других. Его стены из желто-серого камня были украшены барельефами, тянувшимися на сотни футов по обе стороны от тяжелых деревянных дверей, достаточно широких, чтобы в них могла проехать карета.

Радостное возбуждение покинуло Мари-Лор. А ее голова разболелась еще сильнее.

— Это… ее дом?

Она сама поняла, как тихо и слабо прозвучал голос.

— Вы и в самом деле думаете, что я нужна здесь? Я ценю ее помощь, но не было бы более тактичным отвезти меня в гостиницу, где я смогла бы поговорить с Жозефом наедине? Вы так не считаете, месье дю Плесси?

Адвокат кашлянул, прочищая горло, и посмотрел на спутницу.

— Вы встретитесь с маркизой сегодня, Мари-Лор, — сказал он. — И она будет очень добра к вам и предоставит все, что вам необходимо. Но боюсь, виконт на этот раз не сможет встретить вас сам.

Впервые за время их знакомства в его голосе Мари-Лор не услышала уверенности.

— Потому что, Мари-Лор, — продолжал он, — я с большим сожалением должен сообщить вам, что Жозеф в тюрьме. Он находится в Бастилии уже десять недель по ложному обвинению в убийстве барона Рока.

Она подумала — и даже на минуту надеялась, — что упадет в обморок. Но когда прошло головокружение, Мари-Лор почувствовала, как сжимается от тревоги и странно холодеет ее сердце. Как будто опустившийся тяжелый занавес отделяет все ее чувства от обострившегося восприятия и понимания происходящего. По-прежнему ярко светило солнце, но это было уже холодное сияние, в котором все выглядело безжизненным.

Девушка тупо смотрела, как открылись ворота, и колеса кареты застучали по вымощенному булыжником двору. Перед ее глазами возник огромный дом. Величественное здание молча хранило свои тайны за рядами завешанных шелком окон; подобно сфинксу, он протягивал вперед руки, как бы обнимая двор своими колоннами и фронтонами, балконами и барельефами.

К карете поспешили слуги, чтобы позаботиться о лошадях и багаже. Они казались нарисованными картографом или архитектором миниатюрными фигурками, которыми те хотели подчеркнуть грандиозность здания. Месье дю Плесси взял ее обмякшую руку и попытался пожатием оживить ее.

— Смелее, Мари-Лор, — сказал он. — Мы делаем все возможное, чтобы обеспечить Жозефу защиту в суде, а тем временем поддерживаем в нем надежду, создаем все удобства. Но для него важнее всего знать, что вы живы и здоровы. А теперь, — он взял с сиденья кареты свою треугольную шляпу, — пора познакомиться с маркизой.

«Ах да, — подумала она, — с женой Жозефа. Странно, как бы страшно было встретиться с ней всего минуту назад».

Дом был великолепен. Они поднялись по пологим ступеням к большим парадным дверям, которые беззвучно как бы сами собой распахнулись перед ними. Войдя, она увидела лакеев в ливреях лимонно-желтого бархата, стоявших у каждой двери. Такой бледно-желтый, — будучи бережливой, она пыталась подсчитать, во сколько обходится чистка этих ливрей. Двери распахивались настолько рассчитано — по времени и ширине, — что лакеи могли бы быть машинами. Марионетками.

Еще одна желтая марионетка провела гостей через огромное фойе, где на голоса откликалось эхо. С высоким потолком, выложенное мраморными плитами, оно было почти пустым, вероятно, для того, чтобы посетитель сразу же увидел справа большую лестницу. Металлическая балюстрада, черная с золотом, имела необычайно сложный рисунок.

У Мари-Лор зарябило в глазах. Балюстрада походила на ветви лесного папоротника. Воображение рисовало веточки, слишком мелкие, чтобы их можно было разглядеть, спиралями уходившие в бесконечность, как рисунок дивной морской раковины, которую однажды подарили родители Жилю на его день рождения. На минуту она забылась, глядя на запутанные линии, созданные щедрой природой и теперь выкованные из железа.

— Мари-Лор! — прошипел Батист. Она догнала его и месье дю Плесси.

Следующая комната была отделана черно-белым мрамором, среди бронзовых и мраморных статуй и больших пышных растений стояло несколько хрупких изящных стульев.

Наконец двери открылись в комнату, где, по крайней мере так казалось, находилась мебель, на которую можно было сесть и получше рассмотреть сцены с мифологическими сюжетами, которыми были расписаны стены и потолок. Она подняла глаза и увидела Тезея, убегающего из лабиринта, и Аталанту, обгоняющую своих женихов.

Затем была столовая, отделанная панелями из расписной кожи.

И наконец, заставленная мебелью, но довольно уютная гостиная, с толстыми коврами на полу и старинными гобеленами на стенах.

Возле мраморного камина сидели две женщины, несколько спаниелей и безобразный мопс, дремавший на коврике у камина.

Батист и месье дю Плесси поклонились, а Мари-Лор неуклюже присела, глядя на женщин так, словно они тоже были частью фантастической обстановки дома.

И правда, женщина помоложе могла бы сойти с картины с мифологическим сюжетом. Ее платье, светлое, серебристо-зеленое, напоминало цвет моря на закате солнца, кремовое кружево — морскую пену, в которой блестели жемчужины и бриллианты. Ее улыбка была так обворожительна и мила, что, несмотря на растерянность Мари-Лор, отозвалась в ее сердце болью.

О Боже, разве не говорили, что маркиза толстая и некрасивая? Эта морская нимфа с губами, похожими на бутон розы, с ямочками на щеках и золотыми локонами и сверкающими как аквамарин глазами была самой прекрасной из женщин, которых когда-либо встречала Мари-Лор.

— Маркиза — это я! — раздался с другой стороны камина насмешливый гортанный голос. — А это мадемуазель Бовуазен. Вам лучше присесть, дорогая, у вас измученный вид.

Мари-Лор обрадовано опустилась на стул. Но что здесь делает любовница Жозефа?

— Боюсь, мадам, что Мари-Лор несколько потрясена, — объяснил месье дю Плесси, — я только что сообщил ей об аресте вашего мужа.

Маркиза кивнула.

— Мы очень рады, что вы здесь с нами, Мари-Лор. Нам кажется, что после того, как Жозеф рассказал нам обо всем, мы вас уже немного знаем.

— Благодарю, мадам маркиза. — Смущенная собственной реакцией, девушка все же призналась себе, что эта женщина ей нравится.

Она ведь оказалась и толстой, и некрасивой. Или, возможно, не такой уж некрасивой, если приглядеться. В ней было спокойствие и благородство, почти мужественность, если так можно сказать о женщине; угловатую фигуру с широкой талией скрывало свободное темное шелковое платье. Она носит траур? — не могла понять Мари-Лор. Платье было скромное; конечно, безумно дорогое, но удивительно удобное, как, например, платье для верховой езды. Казалось, маркиза не интересовалась стилем, а просто заказывала одежду, служившую знатной женщине как бы ливреей. Мари-Лор украдкой бросила еще один испуганный и ревнивый взгляд на мадемуазель Бовуазен и улыбнулась все понимающим карим глазам маркизы.