Барбара Смит - Ее тайная связь

Изабелла колебалась, хотя причин для тревоги не было. Стоит ей закричать – и тут же сбегутся люди. Да и когда еще представится такая возможность – раскрыть убийцу матери?

Она медленно вошла в комнату. На блюдце в лужице растопленного воска догорал фитиль, освещая недоеденный кусок мясного пирога; открытые баночки с косметикой, разбросанные платья. Услышав за спиной шорох, Изабелла обернулась и увидела, что Диккенсон закрывает дверь.

– Оставьте ее открытой! – приказала она. Видимо, решительный тон подействовал, ибо Диккенсон замер.

– Почему вы мною командуете?

– По праву владелицы дневника, – ответила Изабелла и добавила для собственного успокоения: – На всякий случай я оставила завещание опубликовать воспоминания матери. Поэтому будем сотрудничать.

Сверкнув глазами, Диккенсон подошел к испорченному зеркалу, поправил галстук, полюбовался на себя и, наконец, спросил:

– А где сегодня ваш сторожевой пес? Или, лучше сказать, заговорщик?

– Если вы имеете в виду лорда Керна, то он с лордом Хатуэем и леди Хелен ожидает меня в нашей ложе.

– Значит, Керн отправил вас выполнять грязную работу. – В лисьих глазах Диккенсона промелькнула злобная усмешка. – Негодяй полагает, что вам удастся выжать из меня какие-то ответы. Ну, иди сюда, маленькая потаскушка.

Изабелла осталась у двери.

– Вы знали некоторых любовников матери. Кого именно?

– Я? А почему вы думаете, что я кого-то знал?

– Так мне сказал сэр Тримбл. Кажется, вы пытались собрать их, чтобы всем вместе заставить Аврору не публиковать дневник.

Даже в неверном свете огарка было заметно, как побледнел Диккенсон. Пальцы поиграли бриллиантовой заколкой и снова воткнули ее в галстук.

– Тримбл – отъявленный лгун, он просто ревновал к другим, у кого хватало денег воспользоваться услугами Авроры. И ему не понравилось, что его вышвырнули из клуба.

– Какого клуба?

– Из нашего братства. Тех, кто восхищался фантазиями Авроры. А она была по части оргий из лучших, настоящая королева, – похотливо усмехнулся Диккенсон.

Девушке захотелось выцарапать ему глаза. Но разве мать не заслужила свой титул? И все же было обидно выслушивать правду.

– Значит, ее бывшие и настоящие любовники устраивали официальные встречи?

– Да, распивали бутылочку, рассказывали друг другу всякие истории. Но конечно, не платили членских взносов и не устанавливали никаких правил. Кроме, естественно, одного.

– Назовите их имена.

– А почему я должен это делать? Женщины в наше общество не допускались. Разве что вы хотите продолжить традицию матери. Согласны? Я сниму для вас красивый дом, найму прекрасную карету, слуг.

Девушка задохнулась от негодования. Как могла красивая, умная мама позволить шайке развратников использовать ее?

– Назовите их имена. Или я назову ваше судье с Боу-стрит. Ему будет интересно послушать, как вы подговаривали людей убить мою мать.

– Шлюху? Вы полагаете, он этим заинтересуется? К тому же ее никто не убивал. Просто я счел тогда своим долгом сообщить остальным, что она про нас написала.

– Назовите мне их имена.

Диккенсон уставился на нее, будто увидел перед собой бешеную собаку.

– Ладно. Вряд ли случится нечто плохое, если вы их узнаете. Кроме меня и Линвуда, был еще Реймонд Джеффриз, но он посвятил себя религии и вышел из нашего братства. Лавджой убит при Ватерлоо, Блундейл пять лет назад уехал в Индию. Кто еще? Ах да, Пейн застрелился еще в тринадцатом, когда потерял все состояние за карточным столом.

Изабелла помнила эти имена вместе с мифологическими прозвищами, которые дала любовникам мать: Геркулес, Марс, Персей.

– Вы были Нарциссом. А как мама называла Тримбла?

– Откуда мне знать? Мы никогда не говорили в постели о других мужчинах.

– Кто такой Аполлон?

– Аполлон? – Лицо Диккенсона как-то сразу потускнело. – Ни разу не слышал.

К огромному разочарованию Изабеллы, он не добавил ничего нового к тому, что она уже знала.

– Итак, вы отправились к Линвуду, Джеффризу и Тримблу, чтобы убедить их покончить с Авророй.

– Ложь. Я уже говорил, что никакого заговора не существовало. Вы вкладываете в мои уста слова, которых я никогда не произносил. – Диккенсон оглядел ее с ног до головы, и его усмешка превратилась в похотливую ухмылку. – У меня тоже есть, что вложить в уста вам. Нечто большое и очень вкусное.

Изабелла в ужасе смотрела, как он поглаживал свои чресла. От удовольствия глаза у него затуманились.

– Иди сюда, девочка. Я был паинькой, ответил на все твои глупые вопросы. Разве я не заслужил награды?

Изабеллу обуял дикий гнев. И этот грубый пошляк, выдающий себя за джентльмена, еще изображал потерпевшую сторону, когда мать описала его омерзительные подвиги!

– Ну, раз ты желаешь награды, иди ко мне. Диккенсон с готовностью бросился к ней, шаря пальцами по пуговицам бридж.

– Аврора тебя научила? Она рассказала, что я люблю?

– У меня свои методы. – Девушка улыбнулась, дожидаясь, пока он приблизится на расстояние вытянутой руки, и сделала так, как учили ее тетушки, если на нее, не дай бог, нападет мужчина. Кулак угодил прямо в цель.

Рев Диккенсона мог бы поднять мертвеца. Зажимая ушибленное место, он проковылял за дверь и со стоном рухнул в коридоре на груду мусора.

Со стороны кулис тут же сбежались актеры и служители, из своих уборных высунулись дородная певица и итальянка.

– В чем дело? Что случилось?

Изабелла прикрыла дверь клетушки и прижалась к створке, чувствуя, как проходит гнев, оставляя после себя горечь и пустоту. Теперь у Диккенсона есть настоящая причина ее ненавидеть.

И помоги ей Бог, если этот человек – убийца!

Керн оглядывал фойе, кресла в ложах, места в партере. Скоро должен начаться второй акт, оркестранты уже настраивали свои инструменты. Изабеллы не было видно. Но она наверняка не осмелилась бы покинуть театр одна.

Граф ни на секунду не поверил в ее выдумку о головной боли и нисколько не сомневался, что Изабелла устраивает какие-то неприятности. Вот она, благодарность Хатуэю за приданое.

Не теряя последней надежды, Керн шагнул за кулисы. Фонари мерцали на пустой сцене, и он удивился, почему обезлюдели подмостки. Труппа должна быть готова к поднятию занавеса, певцы – ожидать сигнала.

Шум голосов привел его в задний коридор. Люди сгрудились вокруг чего-то лежащего в середине, задние даже вставали на цыпочки, женщины откровенно хихикали.

Дьявольщина! Он вдруг подумал, что в середине круга увидит Изабеллу. Граф пробился сквозь толпу, повторяя:

– Ну-ка за дело! Всем – на сцену, начинается второй акт.

Актеры в костюмах и служители заворчали, но потянулись в сторону сцены. Людей поубавилось, и перед Керном возникло знакомое лицо.