Мэри Спенсер - Поверь в любовь

– Бет! – Он шагнул к ней, обнял ее за плечи и принялся немилосердно трясти. – Не смей так говорить! Не смей винить себя! Ты была просто ребенком, Бет, и тебе пришлось многое пережить. А я... проклятый дурак! Тут же взвалил вес на твои плечи, да еще требовал, чтобы ты стала такой, как я хотел! Но я никогда – слышишь? – никогда не стыдился тебя! Я тебя любил... и сейчас люблю, Бог свидетель!

– Нет. – Элизабет покачала головой. – Нет, Джеймс, ты любишь мисс Вудсен. Свою Мэгги.

– Я люблю тебя! – крикнул он.

– Нет. Разве бы ты женился на мне, знай ты тогда, что она жива? Помнишь, как сам дал мне понять, что твое сердце отдано ей навсегда и что ни одну женщину так, как ее, ты не полюбишь? Правда, на большее я и не рассчитывала. Чтобы такой джентльмен, как ты, влюбился в простую девчонку? Нет, в такое невозможно поверить!

Он сильнее сжал ее руки.

– Боже, Элизабет! Ты мне дороже всех женщин на свете!

– Послушай, это глупо! – отталкивая Джеймса, раздраженно фыркнула она. – Может, я и необразованная, но не дура! И еще не забыла, как в ту ночь, когда родился Джон Мэтью, ты сказал ему... сказал, – голос Элизабет упал до шепота, – сказал, что он должен был родиться у нее.

У Джеймса голова пошла кругом. Он протянул было руки чтобы обнять ее, но Элизабет тотчас отпрянула. Гнев боль и возмущение читались в ее глазах.

– Милая, что ты говоришь? Ты не могла этого слышать! Элизабет, глотая слезы, яростно замотала головой. И вдруг изо всех сил замолотила кулаками по его широкой груди.

– Но его матерью была я! Я, а не она!

– Милая, милая, – бормотал он, стараясь обнять Элизабет, успокоить ее, но она сопротивлялась как дикая кошка. – Бет, милая, ну прости меня, дурака! Прошу тебя, Бет! – Джеймс даже не пытался увернуться. Он подходил все ближе и ближе, пока Элизабет, сама не понимая как, вдруг не оказалась в тесном кольце его рук. – Девочка моя милая! Сладкая моя! Мне так жаль... если бы ты знала... Как я мог такое сказать?! Наверное, такого осла, как я, на всем белом свете не сыщешь! Ничего удивительного, что ты не хотела видеть меня после смерти нашего малыша. Эх, знала бы ты, как я гордился тобой! А ты ведь даже не догадывалась об этом, милая?

– Нет! – захлебываясь слезами, выкрикнула она, уткнувшись ему в плечо.

– Моя любимая Бет, – бормотал он, прижимая ее к себе. – Родная моя, прости меня за ту боль, что я причинил тебе! Послушай меня, любовь моя. Пожалуйста, послушай! Да, я не стану отрицать, что любил Мэгги, потому что так оно и было тогда. Но вся беда в том, что я просто не понимал... не знал, что любовь – не одно лишь желание. Я не знал, что любовь – это то, что случается с человеком, хочет он того или нет! Я твердил, что не смогу полюбить тебя, а сам уже любил, любил и не догадывался об этом. Сказать по правде, я любил тебя с самого первого дня.

Элизабет подняла на него глаза, затуманенные слезами.

– Значит, ты именно это хотел бы знать с самого начала? Помнишь, ты тогда не договорил...

Джеймс кивнул:

– Да. Просто я, тупоголовый осел, сам себе боялся признаться. Ох, если бы я только знал, Бет... разве я позволил бы тебе уйти? Да никогда в жизни! Да, я еще тосковал по Мэгги, но тебя я любил! Понимаешь, Мэгги я знал с детства, она была моим другом, первой моей любо – вью, но ты, Элизабет... ты – вся моя жизнь! Я не просто люблю тебя, без тебя я умру!

Элизабет и верила, и не верила.

– Но мисс Вудсен...

– Теперь мы с ней просто друзья. Она знала – думаю, мы с ней оба знали, – что теперь все совсем по-другому. Я был так счастлив, когда узнал, что она жива, но не потому, что обрел любовь. Нет, очень скоро я понял, что больше всего мне недоставало ее дружбы. – Джеймс ласково коснулся лица Элизабет, вытер мокрые от слез щеки. – Но когда ты покинула меня, Бет, мир для меня рухнул. У меня не осталось ничего. Я люблю тебя, Бет. Ты мне веришь?

Ей отчаянно хотелось поверить в это. Но она молчала, и в душу Джеймса стал закрадываться страх. Он попытался заглянуть Элизабет в глаза.

– Скажи, у меня есть хоть какая-то надежда? – страдальчески произнес он. – Господи, ведь все наперебой твердили мне о том, что ты меня любишь! Нат, Мэтью, даже Робелардо! Но я им не верил, потому что считал, что ты не способна любить! Да, я совсем не знал тебя, а потом стало уже поздно! Я клял себя последними словами, вспоминал, как ты, казалось, жила только для меня одного, а я ничего не замечал! Ты так старалась подарить мне счастье, что порой мне приходило в голову: а вдруг ты тоже меня любишь?

Элизабет только молча смотрела на него своими бездонными глазами, и он тоже замолчал. И тут она осторожно сделала шаг назад. И, все еще не спуская с него глаз, дрожащими пальцами расстегнула верхние пуговки высокого воротничка строгой блузки.

– Как-то раз ты упрекнул меня, что, дескать, ты для меня ничего не значишь, – Элизабет потянула за цепочку, и на ладони ее блеснул золотой медальон, – но ты ошибся. Дороже этого у меня ничего не было.

Джеймс узнал крохотное золотое сердечко, которое подарил ей надень рождения. Элизабет разжала пальцы, и медальон скользнул вниз, в ложбинку между ее грудей. Джеймс только молча проводил его взглядом.

– В тот день, когда ты его подарил, – продол – жила она, – я вдруг подумала: а что, если я тебе не совсем безразлична? – Щеки ее слабо порозовели. – Может быть, потому что он в форме сердечка и ты выбрал именно его... – Она с трудом перевела дыхание и судорожно сжала кулачки. – Конечно, очень скоро я поняла, как все это глупо... когда увидела тебя рядом с мисс Вудсен.

Ее слова заставили сердце Джеймса сжаться от жалости и раскаяния.

– Прости меня, – прошептал он. Слезы потекли по щекам Элизабет.

– В тот день я оставила его вместе со всем остальным. Мне казалось, что так будет только справедливо. Ведь все это по праву принадлежало ей – той, которую ты любил. Не хватало еще, чтобы ты посчитал меня воровкой. Лучше бы ты вообще забыл меня, как будто ничего и не было!

– Это невозможно, Бет.

Слезы ручьем текли у нее по лицу, но она, казалось, не обращала внимания.

– Когда ты принес его обратно, я была так счастлива! Даже не передать словами! С тех пор я ни разу его не снимала.

Элизабет замолчала, и Джеймс наконец решился задать тот вопрос, который вот уже много дней не давал ему покоя. Одно слово, одно коротенькое слово... и либо он будет счастлив до конца своих дней, либо жизнь его станет кромешным адом.

– Бет? – пересохшими губами прошептал он, чувствуя, как в груди глухо, словно кузнечный молот, колотится сердце.

– Я люблю тебя, Джеймс, – тихо сказала она. – Мне казалось, ты всегда знал об этом. Люблю с того самого дня, когда впервые увидела тебя в лагере Робелардо. И любила всегда, каждый день, каждую минуту. Даже потом, когда мы уже не были мужем и женой.