Рикарда Джордан - Люция. Спасенная

– Всего-навсего из-за украденного кошелька? – изумленно спросила Рахиль, ощупывая живот Беатрикс. Она пыталась найти место, где можно было бы ухватить ребенка и повернуть его так, чтобы он принял правильное положение. Этот прием срабатывал не всегда, но в отношении хрупкой, худенькой девушки Рахиль была настроена оптимистично. Положение ребенка легко угадывалось даже при поверхностном осмотре. Ах, если бы Рахиль пришла сюда двумя часами ранее…

– Нет, не только из-за кошелька, – ответила Анна. – Рыжий Ганс перед тем зарезал одного типа. Наверное, парень Беатрикс ничего не понял. Может, крови не было видно… Когда пришла стража, разбойники разбежались в разные стороны. Остался только он. Парень стоял как столб и таращился на труп, сжимая окровавленный нож, который Рыжий Ганс сунул ему в руку. Он, конечно, все отрицал, но что толку? – Анна с сожалением пожала плечами.

Беатрикс застонала – у нее опять начались схватки. Внезапно она обмякла, как будто окончательно впав в беспамятство. Она потеряла слишком много крови. Рахиль больше не верила, что сумеет спасти роженицу. Но ребенок внезапно повернулся, приняв правильное положение. Рахиль выпрямилась и облегченно вздохнула, но уже в следующее мгновение ей пришлось снова опуститься на колени рядом с роженицей и принять ребенка. Головка, которая наконец появилась на белый свет, оказалась крошечной. Если бы у плода было правильное положение, роды прошли бы легко. Рахиль вздохнула. Неисповедимы пути Господни…

Она осторожно потянула к себе головку новорожденного и вытащила его по плечи. Затем наружу вытекли околоплодные воды, еще немного крови – и младенец появился на свет.

– Девочка, – сказала Рахиль.

– Она жива? – почти удивленно спросила Анна.

– Ну да! – Рахиль подняла сморщенное окровавленное дитя за ноги и энергично похлопала его по спине, вызвав громкий протестующий крик новорожденной. – Да вы и сами слышите!

Даже Беатрикс, погруженная в милосердное беспамятство, казалось, услышала плач. Она снова открыла глаза. Рахиль отметила про себя почти невозможный насыщенно-синий цвет и яркие искорки, вспыхнувшие в них, когда молодая мать узнала своего ребенка.

Беатрикс, похоже, хотела что-то сказать, но от слабости не смогла произнести ни слова. Ее руки неуклюже и резко дернулись, будто бы благословляя дитя. Затем ее голова склонилась набок. Молодая мать умерла.

Рахиль с сожалением закрыла глаза несчастной.

– Роды оказались слишком тяжелыми для нее, – тихо произнесла она. – Бедняжка…

Повитуха не стала уточнять, кого она имела в виду – новопреставленную мать или новорожденную дочь. Ей было жаль обеих. Что станет с маленькой девочкой, увидевшей свет в конюшне публичного дома? Если, конечно, можно было назвать светом то, что давала мутная масляная лампа. Рахиль достала из сумки пару тряпок и кое-как вытерла ребенка. Затем она обернула крошечное тельце в самый сухой платок, какой смогла найти у себя.

– Кто из вас позаботится о ребенке? – спросила она Анну и Лене, недоверчиво разглядывающих тело подруги. В конце концов, когда Беатрикс умерла, Лене перекрестилась. Анну же, похоже, больше беспокоили последствия ее поступка. Хозяин обнаружит умершую утром и непременно станет искать свидетельниц.

– Из нас? – в ужасе переспросила она. – Ты же не думаешь, что мы можем вырастить ребенка… здесь? Господи, да тогда я могла бы родить троих, только вот я не так глупа, как она! Беатрикс спокойно могла бы избавиться от ребенка, вместо того чтобы рожать, – мы узнавали. Но нет, она решила рожать. Ну и черт с ней. Она получила то, что хотела. А девочка…

– Разве нельзя ее утопить? – предложила Лене. – Как котят топят? Мой старик всегда говорил, что они ничего не понимают. И если мы сначала покрестим ее, она отправится прямо на небеса.

– А ты попадешь в ад, потому что лишила христианина жизни! – сказала Анна и закатила глаза, услышав такую глупость. – Давай просто вынесем ее отсюда. И положим возле собора – туда никто не придет до самого утра. А к утру она все равно умрет.

– Жидовка могла бы и утопить ее, – заметила Лене. – Жидовке это раз плюнуть. А вот оставлять младенца у собора жестоко. Он же замерзнет насмерть!

Рахиль баюкала крошечную новорожденную, которая теперь тихонько плакала, словно понимая, о чем говорят распутницы. Ребенку нужны тепло и молоко, однако единственные люди, которым смогла довериться его мать, думали только о том, как побыстрее избавиться от него, не навредив при этом собственной душе.

– Я не для того помогла ей появиться на свет, чтобы теперь топить! – рявкнула Рахиль. – Ее мать сказала, что ребенок не ублюдок. Что она имела в виду? Может, у нее есть родственники?

Анна пожала плечами.

– Она сказала, что вышла за своего парня замуж. Мы ей не поверили. Но она пошла работать в бордель только тогда, когда ее парень уже болтался на виселице. Он еще даже остыть не успел… Но ничего не поделаешь, иначе ей пришлось бы выметаться из номера в таверне. Она бы не смогла и дальше платить за жилье, а наш герр Генрих не знает пощады. В любом случае она осталась одна, да еще и беременная. – Анна указала на девочку, которую держала Рахиль.

Рахиль вздохнула. Судя по всему, искать выход предстоит именно ей. Если она оставит младенца на милость Анны и Лене, он не доживет и до утра.

Тем временем Лене наклонилась над новорожденной девочкой и залюбовалась ее нежным личиком.

– Бедненькая, – пробормотала она и добавила, повернувшись к Рахиль: – Но ты должна забрать ее! Если мы оставим ее, то вылетим отсюда… Герр Генрих выставит нас за дверь, как только узнает, что мы спрятали Беа. И мы окажемся на улице вместе с ублюдком. Сильно ему это поможет? Да и молока у нас все равно нет.

С последним нельзя было не согласиться. Эти девушки вовсе не были жестокими. Жестокой была их жизнь. Теперь Рахиль уже не судила их так сурово, но сочувствием делу не поможешь.

После довольно продолжительной паузы она наконец решилась.

– Ладно, я заберу ее с собой, – сказала Рахиль. – Может, отдам ее в монастырь.

Впрочем, она не особенно надеялась на это. Ведь монашкам придется поверить ей на слово, когда она поведает грустную историю младенца. Повитуха-иудейка, которая помогла родиться христианскому ребенку, и где? В конюшне! Кто сможет предсказать, какими последствиями обернется для нее эта ситуация? Рахиль помогала только иудейкам; у христиан были собственные помощницы в родах, и те ревностно оберегали свой источник дохода. И, разумеется, никто из них не снизошел бы до помощи рожающей публичной девке, независимо от вероисповедания последней. Но поскольку Рахиль уже все равно вмешалась, да еще и получила на руки труп роженицы… она не испытывала ни малейшего желания рассказывать кому-то о своем приключении, ведь, чего доброго, окончиться оно могло на костре инквизиции!