Мариам Тиграни - Роза Ветров

Ещё немного, и Манэ снова назвала бы его «самым лучшим другом на свете», а перед таким запрещённым приёмом Вачаган, – увы! – никогда не мог устоять. Нельзя позволить ей воспользоваться им при Завене! А ведь тот уже смотрел так пристально, как будто вот-вот спросит о Геннадиосе!..

– Завен Хоренович, – шутя, обратился к другу Вачаган и как можно беспечнее рассмеялся. – Что-то парон Нерсесян задерживается… Я могу попросить тебя подняться наверх и спросить у отца, скоро ли он будет?

– Если бы я не знал тебя, Вачаган джан, – немного скептично откликнулся её брат, но, к счастью, и сам слишком глубоко переживал в глубине души предыдущий разговор, чтобы спорить, – я бы подумал, что ты специально отсылаешь меня подальше, чтобы остаться с моей сестрой наедине.

Он ещё добавил, что удовлетворит просьбу парона Гюльбекяна только потому, что «слуги всё равно за вами приглядят». По этой причине, даже когда Завен покинул их, молодые люди заговорили почти шёпотом, чтобы никто ненароком не подслушал их:

– Я с ума схожу от переживаний, Вачаган Багратович, – призналась она, чуть ли не плача, и сжала в руках белый ситцевый платочек. – Отец был так удивлён, прочитав про него утром в газете… но я не понимаю, почему кириос Спанидас?

– Он повздорил с пашой в мейхане за пару часов до убийства, Манэ Хореновна. Думаю, вы читали об этом в газете.

– Да, но на момент убийства вы были здесь. Вы оба были здесь, – всхлипнула девушка, ещё сильнее понизив голос. Вачаган устало вздохнул. Именно этого и остерегался Геннадиос!..

– Это ничего не меняет, – произнёс он устало, но твёрдо. – Так хотел Геннадиос, слышите? Он хотел, чтобы вы оставались в стороне.

– Но я могу спасти его!.. Одно моё слово, и…

– И вы разрушите свою репутацию. – Вачаган набрал в грудь побольше воздуха и, вспомнив, что он – наследник нефтяных месторождений, стал деловито загибать пальцы. Её… пальцы. – Это раз. Вам никто не поверит, потому что ваш отец видел под балконом только меня, это два. А, в-третьих… мы найдём другой способ вытащить его. Я обещаю вам…

На последних словах юноша осознал, что личико девушки оказалось очень близко, и медленно поднял на неё свой взор. Манэ – такая красивая и женственная, что хотелось кричать, – смотрела прямо перед собой и молчала, но в уголках её глазах уже собрались слёзы, а нижняя губа задёргалась в преддверии рыданий. О нет-нет, только не это!.. Ещё один запрещённый приём!

– А если нет, Вачаган Багратович? – еле слышно промолвила она. Всё!.. Его стена пала, и сейчас он согласился бы на всё, что бы она ни предложила. Провести её на свидание с Геннадиосом в тюрьму? Он поговорит с Мехмедом, а тот со своим братом!.. Держать её в курсе дела и каждый день навещать, чтобы приносить свежие новости? Он будет самым преданным её посыльным!.. Признаться её отцу и следствию в том, что Геннадиос на самом деле был в ту ночь под её балконом, а он просто прикрывал друга, ставя под удар себя? Нет… никогда!..

– И снова вы, парон Гюльбекян! Что-то вы к нам в последнее время зачастили! – Когда чей-то весёлый непринуждённый смех раздался на лестнице, молодые люди сразу же узнали Хорена Самвеловича и проворно расселись по разные стороны дивана. К моменту, когда старший Нерсесян с сыном спустились в гостиную, Манэ с самым невинным видом пила кофе, оставшейся в чашке брата, и клевала виноград, а Вачаган и вовсе переговаривался о чём-то с лакеем.

– На этот раз по очень важному делу, парон Нерсесян! По очень важному, – Молодой человек поднялся навстречу старому Нерсесяну и пожал ему руку. Завен опустился по левую руку от Манэ, которая изо всех сил прятала от отца заплаканные глаза, и со всей увлечённостью вслушался в разговор. Один только хозяин дома оставался беспечным.

– По какому же такому делу, Вачаган джан? – нахмурив брови, спросил старик, со вздохом сел на пуфик напротив гостя и поправил мешковатые штаны. – Я весь во внимании.

– Ах да! – Как будто спохватившись – хватит с него на сегодня переживаний! – юноша достал из кармана пиджака лист и, даже не разворачивая его, передал султанскому ювелиру. – Вы, наверняка, слышали: вашего учителя музыки и моего близкого друга подозревают в убийстве одного из султанских визирей. Мы стараемся вытащить его, но для этого нам нужно знать всё, что вы можете сказать об этом ноже…

– Сейчас посмотрим. Анаит! – окликнул горничную хозяин и махнул ей рукой. – Принеси сюда мои очки.

– Мне нужно знать, кто и когда мог его приобрести. Любая информация, которую вы только можете дать.

Парон Нерсесян, относившийся к любому делу с величайшей серьёзностью, внимательно рассматривал эскиз, который лекари сняли с обломка, найденного в теле Паши, а затем восстановили его полностью. Никто не двигался, пока почтенный муж перебирал в руках лист, но молодым людям – всем троим! – минуты ожидания показались вечностью. Наконец, Хорен Самвелович сморщился и небрежно отбросил лист на стол.

– А!.. Вачаган джан! – пробормотал он, качая головой. – Ты что-то поздно с этим. Чауш сераскера Ибрагим-бей уже был у меня с этим ножом сегодня утром. Я честно сказал ему, что такие ножи во всём Константинополе водятся только у его отца.

***

Семибашенный замок, более известный в народе, как тюрьма Едикуле, уже многие столетия служил последним пристанищем для тех, кто ожидал в этой крепости своей участи. В последнее время Едикуле всё реже и реже использовался падишахом как арестантская – поговаривали, что казармы здесь скоро снесут, а на их месте построят мечеть, – но для подозреваемых в убийстве государственных чиновников так и не нашлось более подходящего места. Однажды здесь – в самых лучших условиях, достойных дипломата! – содержался даже старый граф Румянцев, пока какие-то внешние склоки между его родной и Османской империями не решились мирным путём. Если султан в конечном счёте решит снести виновному голову прямо в Топкапы у «Фонтана палача», а не во внутреннем дворике Едикуле, то тот сможет собой гордиться – этот путь в своё время проделал не один великий османский визирь!

Геннадиос не без горькой иронии думал про то, что слышал об этой башне, пока конвой субаши вёл его по живописному дворику крепости с фонтаном в каземат, и изо всех сил вдыхал воздух. Для тюрьмы этот замок был, пожалуй, даже слишком красив. И чайки, и пейзаж с видом на Мраморное море!.. Кто знает, когда ещё он увидит столь дивный закат?..

– Мехмед Завоеватель построил этот замок после взятия греческого Константинополя, – ядовито пошутил один из аскеров, и Спанидас – только ради друзей и матери! – с трудом сдержал гнев. – Как кстати мы ведём его именно сюда, не правда ли?..

Главный субаши что-то пробурчал и ускорил шаг, но Геннадиос всё равно запомнил лицо того надоедливого аскера и почти проклял его, когда этого смутьяна приставили к нему в тюремщики. Другие солдаты относились к нему по-доброму, один раз посоветовали «не падать духом», а однажды принесли тёплый плед и воды для умывания. Как оказалось, супруга одного из них была гречанкой родом из Родоса и, попав в плен, сменила веру, а у второго имелось множество друзей греческого происхождения ещё со времён учёбы в военном корпусе. Немое противостояние с тюремщиком продолжалось, но, наученный горьким опытом, грек никогда не вступал с ним в споры.