Наталья Зимняя - Сюрприз

– Поверь мне, девочка, ты ничего не потеряла, – Ингрид презрительно скривилась. – Цвет грязи здесь не изменится даже за тысячу лет.

Бросив на мать грустный взгляд, Николь поняла, что разговор окончен и тихо вышла.

Через час, она обнаружила, что прогулка не вышла такой, какой она себе ее представляла сначала. Занятая тревожными раздумьями, навеянными утренним разговором с матерью, она была не в состоянии любоваться тем, чего была лишена во Франции. Робкая весенняя красота, просыпающейся после зимних холодов природы, так и не была удостоена ее внимания. Мысли ее пребывали в полной сумятице. Прятавшиеся все эти годы сомнения, уверенным строем вышагивали на переднем плане, подминая под себя, ее, уже не так четко нарисованные, планы на будущее. Конечно, в пансионе, где девушки держались в строгости и дисциплине, когда закрывались двери комнат, воспитанницы из благородных семей становились обычными девчонками и сплетничали, сплетничали и еще раз сплетничали. И сейчас Николь, кажется, наконец, поняла причину тех скептических или недоуменных взглядов, которыми ее одаривали подруги и, в том числе, Эмили, когда она говорила, что не собирается выезжать на сезоны и ломать себе голову по поводу погони за удачной партией. Ей даже в голову не приходило, что вместе с ответственностью за состояние Астлей на нее лягут обязанности, «не только сохранить его, но и приумножить». Естественно, она, как и любая из ее сверстниц, грезила о настоящей и единственной любви. Но, насколько она успела узнать светские принципы, «настоящая и единственная любовь» была последним, и отнюдь не обязательным критерием, по которому заключались брачные союзы. И это не прельщало Николь. Будучи первой свидетельницей несчастного брака ее родителей, она, конечно, отрицала такое для своих будущих детей.

Так, занятая безрадостными мыслями, она даже не заметила, как впереди показались домики деревни. Николь остановилась. Когда она возвращалась, думала, что чуть ли не в первую очередь побежит именно туда. Она не была там с тех пор, как не стало отца и, наверное, ей очень хотелось увидеть всех этих людей. Наверное, но только не сегодня. Ей необходимо было с кем-то посоветоваться, а милые деревенские жители не смогут помочь ей в этом. Они, конечно, с удовольствием подскажут ей, как сохранить урожай, или испечь хлеб, как вылечить ребенка, или как можно веселее провести долгие зимние вечера, но они живут сердцем, а Николь понимала, что для принятия решения ей сейчас нужен разум.

Вернувшись домой, она села писать письмо Эмили. Не имея возможности сообщить ей какие-нибудь радостные новости по поводу своего возвращения, она только спрашивала, и поэтому письмо получилось коротким. Почтовая карета никогда не приезжала в Розберри. Посыльный ездил в Хевенхерст, находящийся на пути в Лондон. Оттуда вся корреспонденция разъезжалась разными дорогами адресатам. Письму Николь еще предстояло переплыть пролив, поэтому ответа можно было ожидать нескоро. Потом она пошла к экономке, миссис Гризби, она уже много лет вела хозяйственные дела в Розберри, и, если Николь собиралась разобраться с ведением хозяйства, то обращаться следовало сначала именно к ней.

Комнаты, отведенные для прислуги, располагались в старом крыле дома, которое первоначально было хозяйским. Позже, при ее деде, было пристроено новое крыло, по стилю соответствующее старому, чтобы не портить внешний вид фасада. Интересно, что здесь же находился и кабинет отца, перешедший ему по наследству. Когда новое крыло было достроено, барон Эндрю Астлей, ее дед, не пожелал перебраться в новое, его традицию продолжил отец. Он всегда говорил, что в этой части здания более уютно, несмотря на господствующие сквозняки. Но здесь, по словам отца, «пахло детством», и он с удовольствием променял благоустройства новых комнат на уют старых. Детство Николь прошло рядом с отцом, поэтому она с полной ответственностью могла заявить, что старое крыло ей тоже нравилось больше. Она часами сидела в кабинете отца, играя или читая, часто наблюдая за тем, как он работал.

Теперь кабинет пустовал. При жизни отца все необходимые записи и расчеты делал он сам, только получая от экономки необходимые сведения. В завещании он наделил ее этими полномочиями, строго наказав ей до совершеннолетия Николь во всем советоваться с мистером Келли. Выносить многотомные книги, в которых в течение поколений велись записи по хозяйству, никто не стал. Миссис Гризби, по необходимости, приходила в кабинет.

Сейчас она тоже была здесь. Николь, машинально, подняла руку, чтобы постучать, но задержалась, вспомнив, что отец ей не ответит, вошла. Остановившись на пороге, вдохнула знакомые запахи. Кабинет отца всегда имел свой особенный, неповторимый аромат. К запахам старинных книг, которыми были уставлены полки от пола до потолка, примешивался специфический, замешанный на клее и кожаных переплетах новых. Даже чернила в массивной чернильнице, в виде головы льва, издавали бесподобный, слышимый только ею аромат. Здесь действительно пахло «детством», только дым от отцовских сигар больше не наполнял кабинет.

– Мы все по нему скучаем, мисс Астлей, – наконец, откликнулась, молчавшая все это время, чтобы не помешать девушке, экономка. Она сидела за небольшой конторкой, поставленной почти посередине комнаты, над открытой книгой.

– Добрый вечер, миссис Гризби, – поздоровалась Николь. – Этой конторки не было здесь при отце?

– Да, конечно – миссис Гризби подхватилась. – Это я попросила принести ее сюда из моей комнаты, я мы, конечно, вынесем ее теперь, если прикажете, – засуетилась женщина. – Просто я решила, что мне негоже сидеть за хозяйским столом, вот я и подумала…

– Ну что вы, миссис Гризби, что вы так разволновались, – поспешила успокоить ее Николь, – Просто, это единственная перемена здесь.

– Теперь, конечно, когда мне не нужно будет сюда приходить, вам она не нужна, – женщина раскраснелась и сжала руки, явно собираясь поднять какой-то, важный для нее, вопрос.

– Погодите, почему это вам не нужно сюда приходить? – остановила ее Николь.

– Ну, я подумала, что теперь вы сами будете вести все записи? – миссис Гризби заметно нервничала, и Николь, наконец, поняла из-за чего.

– Миссис Гризби, конечно же, я намерена вести хозяйство имения сама, – медленно, чтобы смысл ее слов дошел до совершенно разволновавшейся женщины, сказала Николь, – но прежде, чем я начну это делать, мне нужно этому научиться.

Экономка постаралась скрыть, насколько ее успокоили слова хозяйки, но облегченный вздох, все-таки, не укрылся от Николь.

– Значит, вы не собираетесь уволить меня прямо сейчас? – она сцепила перед собой руки, – очень сложно найти работу так быстро.