Максим Греков - В тени креста

Фёдор Васильевич чинно подошёл к крыльцу в палаты византийской царевны.

Двери в приёмную палату Софьи закрыты наглухо, у дверей никого, даже стражи нет. Лишь рядом длинная горница с приоткрытой резной решётчатой калиткой. В горнице сей боярыни и боярышни из свиты государыни, по её повелению занимаются разным рукоделием.

Курицын, кликнул через калитку одну из показавшихся знакомой боярынь, попросил сказать Софье, что он ожидает. Ушла за двери и не вышла к дьяку эта боярыня, но немного погодя, оттуда выскользнула Мирослава и молча, встала, спиной к тяжелым дверям прислонившись.

Дьяк Курицын занервничал. Он не знал, то ли не зовут потому как опоздал, то ли государыня иную, какую игру задумала, и потому не велит проводить его пред свои очи.

Отойдя от калитки, он начал прохаживаться возле дверей, которые подпирала Мирослава, в очередной раз, пройдя из стороны в сторону, Курицын остановился напротив боярыни и начал издалека:

– Поздорову ли живёшь светлоокая Мирослава, не поведаешь ли, как сегодня настроение нашей матушки-государыни, во здравии ли она?

– И тебе здравия дьяк, – с лёгкой насмешкой в глазах отозвалась верховая боярыня, – государыня, хвала господу, здорова, и меня хворь стороной обходит.

– Э-э-э…, – неожиданно для самого себя замялся Курицын, подбирая слова для продолжения разговора, но в голову ничего не шло, и он решил напрямки: – может, ведаешь, зачем государыня меня позвала, чем могу услужить ей?

– Нет, сие мне не ведомо, – с сухостью отрезала боярыня, что насторожило дьяка. «Врёт», – подумал он, но, не подав виду, а с учтивым поклоном подступил ближе.

– Ну, а как сама живёшь-бываешь, давненько нигде тебя не видать, даже на воскресных службах в церкве́ среди прочих боярынь тебя не узреть.

– А ты никак за мной пригляд ведёшь? Али мало на Москве церквей, или ты их всех перед службами нароком обходишь? Будто сам не ведаешь, что, как и прежде, служу государыне, и на моленье я всегда при ней? – резко ответила Мирослава.

– Ведаю, ведаю…, мне государевым словом указано многое ведать, – с хитрым прищуром проговорил дьяк.

– Ну а коли так, тогда об чём спрос? – Мирослава недовольно передёрнула плечами, и сделала шаг в сторону, чем вызвала улыбку на лице Курицына.

– Вот смотрю я на тебя и всё удивляюсь, до чего же не похожа ты на всех остальных боярынь, коих я видел за всю свою жизнь, – опять шагнул он к Мирославе.

– Дивны речи твои, – удивилась боярыня, – как угадать, похвала, али хула сейчас была сказана?

– Что, ты? Какая хула? Как можно? – с притворным испугом махнул рукой дьяк Курицын. – Напротив, низко кланяюсь твоему великому разумению и усердию в службе государыни нашей, – Фёдор Васильевич сделал шаг назад и насмешливо поклонился в пояс, а затем продолжил:

– Когда я во первой раз увидал тебя, а было это уже давненько…, почему-то сразу подумал: «эта – высоко взлетит».

– Правда, что ль? И почему? – по-бабьи всплеснув руками, боярыня поддержала игру дьяка. – Я вот тех времён сейчас и не упомню, может тебе тогда что-то померещилось?

– Ой, нет, – широко улыбнулся в ответ Курицын, он оглянулся в сторону горницы, где рукодельничали боярышни, и, склонившись к Мирославе, понизил голос:

– Как сейчас, помню, это было сразу после того как ты овдовела. Я даже и не сразу понял, как вдруг ты очутилась в свите нашей государыни Софьи. Ведь было много девиц и знатнее и чего таить, чуть пригожее, но… Князь Фёдор Хромый.… Мда, помнишь его? Вижу, что помнишь. Ведь это он привёл тебя в терема государыни? Понимаю, нелегко тебе тогда было…. Твой муж – боярин Телепня, помер, а братья его, всё добро ваше и земли растащили по куску, как коршуны. Это теперича, когда ты при государыне, они на Москву носа не кажут, а тогда… ух…. А сколько было вокруг сребролюбцев богатых и брюхатых, готовых взять тебя к себе в терем женой…. Но ты нашла покровительство у нужного человека. Он ведь тогда в самой силе был, верно? Акромя нашего государя ни перед кем спину не гнул. Я догадался, что ты, должно быть, делила с ним ложе и это, не смотря на траур по убиенному мужу, потому как в одночасье, вдруг оказалась в государевых хоромах, и не на последнем месте. Я подивился, что князь Хромый нашёл в тебе такого, чтобы ради своих утех определил близ самой государыни, но одновременно проникся немалым уважением к твоему умению обретать возжеланное тобой любым путём, пусть даже чёрным али окольным.

По мере того, как Фёдор Курицын говорил, лицо Мирославы каменело и бледнело, она хотела было что-то сказать ему ядовитое, но тоже кинула взгляд в сторону горницы с боярышнями и передумала, только смерила дьяка холодным взглядом.

– Затем… лет через девять, – как будто не замечая перемен на лице собеседницы, продолжил говорить Курицын, – … ты выслужилась в старшие боярыни при государыне, а князь Фёдор Давыдович Хромый 40 40 Хромый Фёдор Давыдович – воевода и боярин на службе у Иоанна III Васильевича, умер в 1483 г. стал тебе уже не нужен, и его нашли дома, мёртвым. Подумать только, вечером вернулся он от государя, весел и бодр, а к утру уже преставился. Какая странная хворь, неправда ли? И тогда, я был ещё больше тобой впечатлён.

– Благодарствую и за похвалу, и за твою сказку, – холодно ответила Мирослава, – хотя, я не имею никакого отношения к тому несчастию, да и не было у меня причин не любить князя.

– Ну да, – ухмыльнулся Курицын и сложил руки крестом на груди, – я так тогда и подумал.

– Тогда к чему ты завёл нынче этот разговор? – грозно сверкнула глазами боярыня.

Дьяк отпрянул от неё и заулыбался, чуть помешкав, он приблизился почти вплотную к боярыне и перешёл почти на шепот.

– Я примечаю, что терпение не одна из твоих добродетелей, сразу к делу желаешь? Ну, так пусть, это даже лучше. Я вот что подумал…, – дьяк на мгновение замолчал, собираясь с мыслями, – …ты же почитай совсем одна, ни друзей у тебя, ни родни, никого на Москве из ближних, вишь, даже в церкву сходить и то не с кем, сама говоришь, что токмо службой живёшь....

– Тебе-то какая об этом печаль? – в полный голос спросила Мирослава, она начала злиться.

– Да я ж с добром, вроде как дружбу предлагаю, – посерьёзнел Курицын.

– Спасибо дьяк, облагодетельствовал, – процедила сквозь зубы боярыня, – опосля твоих россказней и глумных намёков, самое время говорить о дружбе.

– Ну, коли не о дружбе, так может о взаимной выгоде, – быстро прошептал и лукаво ухмыльнулся Фёдор Курицын, – только подумай, сколь много ты могла бы обресть ещё, ведь, кабы наш государь мог заранее узнавать, что за задумки у его женки, сие было бы им оценено. Особливо интересны государю те, о которых разговор с иноземцами ведётся. Ведь многие из иноземцев, после встречи с нашей государыней начинают думать, что над головой московского государя есть другое небо и там вершатся дела иные, а сие невместно.