Мариша Кель - Компаньонка

Экипаж остановился у парадного входа Ольденбургского поместья. В загустевших сумерках тускло светили фонари, освещая экипаж и прибывших.

Первая спустилась Кити, опередив отца и тем самым уклонившись от его помощи. Князь поспешил за ней.

– Я хотел бы с тобой поговорить, Кити.

Кити резко повернулась и, чуть поскользнувшись на мокром камне крыльца, отрезала:

– Возможно, стоило раньше это сделать? Доброй ночи.

У самых дверей Кити встретил управляющий Гордей с тепло горящими свечами и улыбкой.

Князь проводил дочь взглядом и вернулся помочь графине.

Эта особа тоже справилась без его помощи и проковыляла мимо с важным видом.

– Доброй ночи, ваша светлость, – прокряхтела графиня.

– Ага, – послышалось от князя в ответ.

Мари хотела было отчитать князя за подобную дерзость, но её планы переменила доброжелательная улыбка управляющего. Мари сразу же почувствовала подвох и предпочла не гневить князя. Она спокойно прошла в раскрытые для неё двери, приняла свечу из рук управляющего и скрылась в темноте особняка.

Управляющий Гордей тут же поспешил к князю.

– Ваша светлость, я хотел бы вас предупредить в отношении графини Валевской.

Князь устало потёр глаза:

– Продолжай.

– Я хочу показать Вам одну вещь…

Гордей протянул князю миниатюру, что обнаружил в спальне покойной княгини.

– Графиня Валевская не может быть той особой, что только что похромала мимо… При всём моём уважении, её возраст и внешние данные не позволяют ей быть вашей свояченицей, графиней Валевской.

Князь вгляделся в изображение миниатюры. Он узнал двоюродного брата Элен, Алекс был чертовски похож на неё, даже, скорее, на Кити. Кити на него. Затем князь перевёл своё внимание на женщину, чьё лицо ему было знакомо. Вот только эта женщина была красива. Впервые Влад подумал о природе женской красоты. Красота Элен была бесспорной, но она была холодной. А красота этой женщины с миниатюры была иной… Прекрасная улыбка и добрые глаза, высокие скулы и волосы… Если изображение не исказило цвет, то волосы у неё были глубокого тёплого цвета, точно солод.

Князь отдал миниатюру обратно Гордею и, направляясь в особняк, произнёс:

– Ты не представляешь, что может с человеком сделать горе…

Было непонятно, кому он адресовал эти слова. Возможно, себе самому.

Кити, лёжа на своей кровати, слушала Мари и не понимала, как мужчины могут быть такими безответственными и непонимающими?

– Потом родился Пьер, и всё вроде стало налаживаться, – продолжала графиня. – Алекс прекратил играть, прекратил злоупотреблять спиртным и стал тем человеком, которого я полюбила. Но это длилось недолго, – продолжила Мари. – Гибель своей сестры, твоей мамы, он не смог вынести. Возможно, это был только предлог, но мне не хочется так думать.

Мари села на кровать рядом с Кити и начала расплетать её прическу. Кити села поудобней для Мари и спросила осторожно:

– Он вновь начал пить?

Мари тяжело вздохнула.

– Весь последующий год, со дня гибели твоей матери и до последнего своего дня, его засасывал омут мертвой пьянки. Я не просто так тебе это рассказала… Я хотела, чтобы ты увидела двух мужчин, которых посетило горе. И как каждый из них с этим горем справился. Возможно, что-то мешало твоему отцу рассказать тебе правду об этом Соловье.

Кити резко повернулась к Мари, отчего Мари нехотя дернула её за локон.

– Он обманывал меня, – морщась от боли, прорычала Кити. – Мари, он никогда и ничего мне не рассказывает. Ничем не делится со мной. От моих расспросов о маме он… он просто отмахивается. И это в лучшем случае.

– Он не обманул, а просто кое-что утаил. Это разные вещи, – пыталась переубедить её Мари. – Вот почему он так себя ведёт по отношению к памяти княгини, это другой разговор.

– Мари, ты знаешь, что говорят и обсуждают в каждом доме этим вечером? Вспоминают «бедную княгиню» и её мужа – «убийцу». И их несчастную дочь-затворницу…

– Кити! Не говори так!

Мари погрозила пальцем, ей казалось это высшей степенью убедительности.

– Но это так! – настаивала Кити.

– Кити, моя дорогая девочка, ты не представляешь, через что пришлось пройти твоему отцу. Тебе тоже пришлось несладко, но ты была малышкой, которой нужны были любовь и забота. И твой отец сделал все, что мог, для тебя. Кити, твой отец любит тебя. И сегодня он появился в обществе только ради тебя… Ему это дорогого стоило…

От такой страстной речи у Кити из глаз покатились слёзы.

– О, ужас! Что я сделала, Мари?!

Кити вдруг поняла всю нелепость своей обиды. И даже более того… Она сама умудрилась обидеть единственного близкого человека в её жизни – своего отца.

А Мари продолжала объяснять Кити неправильность её поступка:

– Главное – понимать, что ты можешь всё исправить. Я рада, что тебе не пришлось долго разъяснять неверность твоей обиды по отношению к отцу.

– Спасибо тебе, я повела себя как эгоистка. Пойду, извинюсь перед отцом.

– Уже поздно, дорогая. – Мари удержала Кити и помогла ей снять платье.

– Сегодня был сложный день. Говорят: утро вечера мудренее. Отдыхай, а завтра объяснишься с отцом. Уверена, он сейчас многое должен обдумать…

Кити с полусонным взглядом улыбнулась Мари и забралась в постель. Мари, поцеловав её перед сном, пошла к выходу, но Кити неожиданно её остановила:

– Мари, а ты узнала Соловья?

Мари чуть заметно кивнула и прикрыла за собой дверь.

Покинув комнату Кити, Мари подхватила свечу, заботливо оставленную в тёмном коридоре кем-то, и спустилась вниз. Ей совсем не хотелось спать. Сейчас, когда особняк был погружен в тишину и покой, Мари представлялась возможность получше оглядеться. Она шла тихо и осторожно. Мари совсем не хотелось наткнуться на кого-то. И вновь она мысленно отругала себя за свою беспечность. Трость и пенсне Мари оставила в комнате Кити, но возвращаться за ними Мари не пожелала. Очень уж ей хотелось попасть в бальный зал, который так ревниво от посторонних охранял управляющий.

Свеча в руках Мари отбрасывала на стены тени, и Мари всякий раз настороженно останавливалась и прислушивалась к темноте и тишине.

Наконец Мари добралась до своей цели, но её ожидало разочарование. Тяжелые двери были, видимо, заперты на ключ и никак не поддавались Мари.

Вдруг Мари услышала какой-то шум на лестнице и поспешила скрыться в кухне. Она мысленно ещё раз упрекнула себя за беспечность и забывчивость.

Заглянув в кухню и убедившись, что там никого нет, Мари вошла и немного успокоилась. Она поставила свечу на кухонный стол, взяла с полки кружку и наклонилась над ледником, достать молока.

Мари осторожно выпрямилась, почувствовав, что за ней кто-то стоит. Она резко развернулась с банкой молока в руках и вскрикнула от неожиданности.