Елена Арсеньева - Сёстры-соперницы

В ней как бы жили две разных Александры. Одна – беленькая, нежная, хорошенькая, в кружевах и атласе куколка с совершенно пустой головкой, всецело поглощенная соблюдением приличий. Другая – словно бы сотканная из радостей и веселья, озорства и безрассудства, страдающая лишь от того, что сердце ее пусто.

Она прекрасно знала, что скоро предстоит ей выйти замуж и что судьба часто готовит девушке в мужья человека, не вполне подходящего. И князь Андрей впервые удостоился восторженных мечтаний Александры, когда предстал пред ней не просто скучным соседом. Ведь она знала о пари! Она хотела помериться с Извольским хитростью. Даже в бесчувствии, даже в плену зелья она подспудно надеялась, что именно князь Андрей похитил ее… но надежда рассеялась, как сладкий сон.

От необременительных грез она пробудилась для непрерывного кошмара!

Через несколько дней, найдя среди своего нового багажа золотистую шаль с затейливым орнаментом по кайме и разгадав в сплетении цветочных стеблей витиеватую надпись «Лючия Фессалоне», Александра догадалась о причине своего несчастья: ее просто-напросто приняли за другую! Этой другой и принадлежали неприлично изысканные наряды!

Александра удивилась, что не связала концы с концами, еще когда впервые услышала это имя от Чезаре. Извиняло ее только то, что прежде она была совершенно одурманена и не могла здраво рассуждать при всем желании. А теперь все стало ясно. Эта Лючия, кем бы она ни была, почему-то выдавала себя за княжну Казаринову – это и ввело Чезаре в заблуждение. Он, наверное, ни разу не видел Лючию Фессалоне и пребывал в уверенности, что заполучил именно ее. И никакие силы земные и небесные не могли развеять это заблуждение: он слова не давал молвить Александре, тут же начиная твердить про какого-то синьора Лоренцо, который должен получить от проклятущей Лючии письма, а потом свершить свою месть. Глупее всего, что свободу Александре предстояло получить тоже из рук этого Лоренцо: ведь увидев ее, он сразу поймет, что Чезаре жестоко ошибся и привез другую женщину. Разумеется, Александра тотчас будет отправлена со всеми возможными извинениями в Российскую империю. И, может быть, самое разумное теперь – спокойно продолжать путешествие, хотя бы для того, чтобы поглядеть, как месть Лоренцо обрушится на супостата Чезаре и его недоумка-подручного. Но это было последним развлечением, которое пожелала бы увидеть Александра: она почему-то ужасно боялась Лоренцо.

Еще бы! Чезаре так жутко его живописал! Лоренцо представлялся Александре зловещим пауком-стариком, алчущим крови своей жертвы. Из-за каких-то писем преследовать красивую женщину! Александра не сомневалась, что неведомая Лючия должна быть весьма хороша собой: носить такие декольте может себе позволить только обладательница ослепительной кожи и роскошной груди. Она была стройна – ведь все ее туалеты пришлись впору Александре; судя по подбору цвета нарядов, светловолосая, с ярким лицом. И ножка у нее, наверное, была изящная, с таким же круто выступающим подъемом, как у Александры: бабушка любила приговаривать: «Круг пяты яйцо покати, под пятой воробей проскачи!» Вот только она, эта Лючия, была чем-то очень напугана и обеспокоена, потому что, надевая ее платья, Александра в первый момент всегда чувствовала исходящую от них тревогу, пропитавшую каждую складку, подобно легкому аромату духов. Да, верно, Лючия крепко боялась синьора Лоренцо! И этот страх роднил ее с Александрой. Понятно, что Лючия стремилась убежать от такого чудовища! А вот Александра, увы, с каждым мгновением приближалась к нему.

Чезаре не стал задерживаться в Германии ни одного лишнего дня, но перед тем, как тронуться в путь, явился к Александре и спросил, что предпочитает синьорина Лючия: дать слово не пытаться бежать и пользоваться в пути относительной свободой – или снова быть опоенной зельем, которое лишит ее всякой воли. Александра почему-то не сомневалась, что «синьорина Лючия», от которой требовалось решение, дала бы какую угодно клятву – но не замедлила бы нарушить ее при первом же удобном случае. Александра с легким сердцем поступила так же: давая клятву от имени Лючии, она не грешила перед Богом. И отправилась в путь по-человечески, сидя в карете, правда, крепко зажатая с двух сторон обозленными мужчинами, которые стерегли каждое ее движение и немного успокаивались, лишь когда видели на ее лице впечатление замкнутой сосредоточенности и отчужденности. Но за этой маской скрывалась напряженная работа мысли.

Первый раз в жизни Александре пришлось задуматься, чтобы решиться самой на что-то, а не выполнить приказание матушки или бабушки. Даже и сны ее были полны такой же заботою: как обмануть стражей, не спускавших с нее глаз?

Она уже отчаялась убедить Чезаре в его ошибке и даже привыкла не отвечать на его оскорбления. Что проку тратить силы и время на разговоры? Надо бежать. Но как? Ведь ее никогда не оставляли одну, а при туалете – только проверив запоры на окнах и дверях, причем у тех и других всегда стоял один из ее стражей. Александра понимала, что действовать надо наверняка. Но, конечно, иногда ей трудно было удержаться от искушения и не воспользоваться тем, что казалось нечаянным подарком судьбы, хотя на самом деле оборачивалось коварной подножкою.

Они въехали в город Грац. Как и везде в Европе, здесь было слишком много камня и слишком мало деревьев. Как австрийцы дышат среди этих камней?

Утомленная дорогой, она рассеянно вышла из кареты и, с трудом разминая затекшие ноги, побрела вслед за Чезаре к трактиру под вывеской с тремя розовыми хрюшками. Витиеватую надпись прочесть было трудно.

«Наверное, опять что-нибудь королевское. «Королевские свиньи», например!» – желчно подумала она: в Австрии чуть не все трактиры несли на вывесках слово «королевский» или «императорский».

Вдруг сильный толчок едва не сбил ее на землю, а Чезаре так и вовсе рухнул, хватаясь за пояс, с которого был срезан кошелек: малорослый воришка уже улепетывал через площадь.

Ни секунды не мешкая, на ходу подхватив юбки, Александра бросилась за ним.

– Держи ее! – взвыл пан Казик – наверняка согнувшийся от боли, ибо Александра успела, как бы невзначай, въехать ему в живот кулаком. – Держи ее!

– Держи вора! – завопила Александра, летя, как стрела, вслед за грабителем. – Держи вора!

– Держи вора! – взревела на разные голоса заполненная народом площадь (в кирхе только что отслужили обедню, множество прихожан вышли из высоких резных дверей) – и толпа ринулась по следу, а впереди всех неслась Александра, отчетливо различая среди всего этого оглушительного гомона два пронзительных голоса, кричавших: