Лоретта Чейз - Рискованный флирт

– Все равно я не верю, что парижский ресторан разволновался из-за парочки необычных фемин, – сказал Боумонт, переводя взгляд с Гудриджа на Дейна и обратно.

– Когда встретите Женевьеву, поймете, – сказал Эсмонд. – Это не просто красота, месье. Это роковая женщина. Мужчины в ресторане так прониклись, что перестали обращать внимание на еду. Наш друг Трент очень осерчал. К счастью для него, мадемуазель Трент сразила ресторан своим обаянием, иначе началось бы кровопролитие. Две такие женщины… Для французов это слишком много. – Он удрученно покачал головой.

– У ваших соотечественников странное представление об обаянии, – заметил Дейн, подавая графу бокал. – Все, что я в ней заметил, – острый язычок и надменность «синего чулка» и старой девы.

– Мне нравятся умные женщины, это стимулирует. У каждого свой вкус. Меня восхищает, что вы находите ее язвительной, милорд Дейн. Налицо соревнование.

Боумонт засмеялся:

– Дейн не соревнуется, он обменивается. И, как мы знаем, у него один предмет обмена.

– Я плачу проститутке несколько монет, – сказал Дейн. – Она дает мне то, что я требую, и делу конец. Поскольку нам не грозит, что все шлюхи в мире переведутся, зачем мне идти на лишнее беспокойство, только другого сорта?

– Но есть любовь, – сказал Эсмонд. Его собеседники покатились со смеху. Когда шум затих, Дейн сказал:

– Кажется, возникло языковое расхождение, джентльмены. Разве я не о любви говорил?

– По-моему, вы говорили про блуд, – сказал Эсмонд.

– В дейновском словаре это одно и то же, – сказал Боумонт. Он встал. – Пожалуй, прогуляюсь вниз и брошу несколько франков в крысиную нору под названием «Красное и черное». Кто со мной?

Ваутри и Гудридж последовали за ним.

– Эсмонд? – спросил Боумонт.

– Может, позже, – сказал граф, – Решу, когда допью вино. – Он сел на стул, который освободил Ваутри, рядом с Дейном.

Когда остальные не могли их слышать, Дейн сказал:

– Эсмонд, ничего, кроме любопытства: почему ты просто не скажешь Боумонту, что он лает не на то дерево?

Эсмонд улыбнулся:

– Не будет никакой разницы, даю слово. Я думаю, со мной у него те же проблемы, что и с женой.

Боумонт возбуждался и кидался на все, до чего мог дотянуться. Несколько лет назад жене это опротивело, и она решета, что он к ней больше не притронется. И все равно держала его на крючке. Боумонт был свирепым собственникем, сходил с ума от ревности, видя интерес Эсмонда к своей жене. Жалкое зрелище, думал Дейн. И смехотворное.

– Может быть, со временем я пойму, почему ты тратишь на нее время, – сказал Дейн. – Знаешь, за несколько франков ты мог бы иметь что-то очень похожее на Лилию Боумонт. А здесь как раз то место, где можно найти все, что пожелаешь, не так ли?

Эсмонд осушил бокал.

– Пожалуй, мне больше не стоит приходить сюда. Это место вызывает у меня… нехорошее чувство. – Он встал. – Во всяком случае, сегодня я предпочту Итальянский бульвар.

Он пригласил Дейна пойти с ним, но Дейн отказался. Время было без четверти час, а в час у него наверху назначена встреча с белокурой амазонкой по имени Хлоя.

Может быть, «нехорошее чувство» Эсмонда обострило инстинкты Дейна, а может быть, он выпил меньше обычного, но после того как Хлоя впустила его в комнату с красными занавесками, маркиз внимательно оглядел обстановку.

Глазок в стене он обнаружил, когда собирался снять сюртук, – слева от кровати, на несколько дюймов ниже уровня его глаз.

Он взял Хлою за руку, поставил прямо напротив глазка и велел раздеваться, очень медленно. Сам быстро выскочил в коридор, распахнул дверь соседней комнаты, похожей на склад белья, толкнул ногой дверь в противоположной стене. В каморке было очень темно, но она была маленькая, и ему не составило труда услышать, что какой-то человек пытается двигаться, видимо, к следующей двери. Но недостаточно быстро.

Дейн дернул его на себя, развернул, схватил за узел галстука и прижал к стене.

– Мне не надо видеть, я узнал тебя по запаху, Боумонт, – сказал Дейн угрожающе тихим голосом.

От одежды и дыхания Боумонта всегда несло спиртом и опиумом.

– Думаю заняться искусством, – продолжал Дейн, в то время как Боумонт пыхтел и задыхался. – Свою первую картину я думаю назвать «Портрет мертвеца».

Услышав сдавленный звук, Дейн слегка ослабил галстук.

– Собрался подглядывать, свинья?

– Не можешь… меня убить… хладнокровно, – выдохнул Боумонт. – Гильотина.

– Верно. Не хочешь, чтобы я лишился головы из-за такой мрази, как ты?

Дейн выпустил галстук, правым кулаком с силой ударил Боумонта в лицо, левым – в живот. Боумонт мешком свалился на пол.

– Не досаждай мне больше, – сказал Дейн. И ушел.

В это время Джессика сидела на кровати у бабушки. В первый раз они смогли спокойно поговорить без того, чтобы Берти не приставал и не надоедал. Час назад он уехал за какой-то чепухой, и Джессика воспользовалась случаем и забрала его любимый коньяк. Она только что закончила рассказ о столкновении с Дейном.

– Все ясно, звериная привлекательность, – сказала Женевьева.

И этим быстро и жестоко убила маленькую отчаянную надежду Джессики на то, что ее внутренний кавардак был вызван миазмами из открытой сточной канавы перед лавкой Шантуа.

– Черт, – сказала она, глядя в серебристо-серые глаза бабушки. – Это не только унизительно, это неудобно. Я испытываю вожделение к Дейну. Некстати, что именно сейчас. Что из всех мужчин – к нему.

– Согласна, в этом есть некоторое неудобство. Но интересная, трудная задача, ты не находишь?

– Трудная задача, – отвадить Берти от Дейна и его кружка придурков, – жестко сказала Джессика.

– Гораздо полезнее было бы привадить Дейна к тебе, – сказала бабушка. – Он очень богат, у него прекрасная родословная, он молодой, сильный, здоровый, и ты чувствуешь к нему непреодолимое влечение.

– Он – не материал для мужа.

– То, что я описала, – наилучший материал для мужа.

– Я не хочу мужа.

– Джессика, ни одна женщина не хочет мужа, если она объективно смотрит на мужчин. А ты всегда была восхитительно объективна! Но мы живем не в стране утопии. Открыв магазин, ты, безусловно, будешь зарабатывать деньги. Но семья отвернется от тебя, твой социальный статус канет на дно, люди из общества будут тебя жалеть, даже если сами они разорены и не могут покупать твои вещи. И каждый лондонский хлыщ будет делать тебе непристойные предложения. Да, когда человек находится в отчаянном положении, такое стремление говорит о его мужестве, Но ты не в отчаянном положении, дорогая. Если на то пошло, я могу тебя содержать.

– Мы то и дело к этому возвращаемся, – сказала Джессика. – Ты не Крез, и у нас обеих дорогие вкусы. Не говоря о том, что ты усилишь болезненные желания в семье, а я буду казаться лицемеркой, потому что годами твердила, что ты не должна давать нам ни фартинга и что ты не несешь за нас ответственности.