Эллен Марш - Гордячка

Брови Сэйбл взметнулись:

– Ах, вот оно что?

– Представьте себе, это такая зловредная сплетня, но мы с мистером Салливеном считаем, что его милости не поправится, если она начнет распространяться по округе.

На гладком лбу девушки появилась складка:

– Ты говоришь так мрачно, Люси…

– Да я готова взорваться от злости! Мой Джимс еле сдержался, когда услышал слова этой отвратительной крысы и не мог заставить ее замолчать!

– Так о чем говорила миссис Блэкберн? – прошептала Сэйбл.

– Мне даже совестно повторять это, миледи, – опустив глаза, призналась Люси.

В глазах девушки появился насмешливый огонек:

– Неужели речь идет о чем-то таком ужасном? Но даже если это и так, я уверена, что отец сумеет решить это дело с миссис Блэкберн.

– Надеюсь, его милость доставит себе такое удовольствие! – мрачно хмыкнула Люси. – Речь шла о вас, леди Сэйбл, и потому я решила сначала переговорить с вами, а не с вашими дорогими родителями. Мне не хотелось, чтобы вы, услышав это от какой-нибудь болтливой горничной, были шокированы!

В душе Сэйбл посмеивалась над Люси, которая стремилась опекать ее. Неужели и все прочие все еще считают ее такой же беззащитной? О, если бы они только знали правду, что она уже далеко не та невинная девушка! Она переспала с мужчиной, жаждала его прикосновений и тоскует о них до сих пор; она хладнокровно, без малейшего зазрения совести застрелила человека. И хотя Сэйбл не испытывала стыда за то, что потеряла невинность, и знала, что всегда будет любить того мужчину, у нее не хватило бы мужества рассказать правду своим родителям. Может быть, когда она перестанет так страдать, ей удастся перебороть себя и покончить с этой ложью.

– Так в чем дело, Люси? – спросила она, поблескивая своими изумрудно-зелеными глазами. – Неужели Уайклиф договаривался со своей матерью о том, как силой заставить меня выйти за него?

– О нет, родная, еще хуже того! – выпалила Люси, которой было не до смеха. – У этой самоуверенной курицы хватило ума сообщить сыну – и, можете себе представить, Джиме слышал это собственными ушами, – что вы ждете ребенка! Ну вот, я наконец высказалась, хоть мне и совестно повторять такие ужасные вещи, но, согласитесь, было бы еще хуже, если бы эта волчица начала распространять всю эту несусветную чепуху по всему графству!

Краска сбежала с лица девушки, но Люси была так возбуждена, что не заметила этого. В спальне воцарилось молчание, нарушаемое лишь прерывистым дыханием Люси.

– На чем основывалось ее убеждение? – наконец спросила Сэйбл, удивляясь своему спокойному тону.

Люси всплеснула руками.

– Только на том, что она была свидетельницей вашего вчерашнего недомогания за обедом, представляете? Эта глупая женщина заявила, что вас затошнило при виде маринованной селедки и что это первый признак – тошнота от разных запахов. Да, кажется, она так и сказала. – Люси все больше распалялась и говорила все громче. – Представляете, с чего это ей в голову пришла такая мысль! Решить, что, возможно, вы… ну, сами понимаете, только потому, что вас подташнивает при виде рыбы! Клянусь, я могла бы задушить эту ведьму, и если вы попросите меня, то…

Сэйбл закрыла глаза и напрягла всю свою волю, чтобы сохранить спокойствие. Пока Люси продолжала возмущенную тираду, она попыталась вспомнить, когда в последний раз ее посещали месячные. Но затем она решила, что вспоминать об этом – пустое занятие, так как женским инстинктом она чувствовала, что пророчество Летисии Блэкберн – правда. И прежде всего ей стало понятно, почему ее мутило, когда они возвращались на родину на «Звезде Востока». Однако море тогда было необычайно бурным, на клипер налетали безжалостные летние шквалы, и Сэйбл посчитала свое состояние симптомом морской болезни. Но ведь прежде она никогда не страдала ею и гордилась, что не уступает в этом отношении Неду и отцу. Так неужели, неужели не может быть иного объяснения этим симптомам?!

– Боже праведный, – шептала она про себя, понимая, что иного объяснения быть не может, – помоги мне!

Еще совсем недавно Сэйбл немедля кинулась бы к матери и, рыдая на ее груди, призналась бы во всем. Но она больше не тот доверчивый ребенок, которым была в ту темную мартовскую ночь, когда Морган Кэри впервые вошел в ее жизнь и пробудил в ней чувственность. С тех пор она слишком многое пережила и должна теперь найти в себе силы, чтобы справиться с новой ситуацией. Она уже и так доставила родителям немало огорчений с тех пор, как в ее жизни появился Морган, и не имеет права заставлять их страдать еще больше. И она не собирается запятнать честь Сен-Жерменов.

– О, Люси, какая чепуха! – сказала она, и только сила характера дала ей возможность говорить так спокойно.

– Конечно же! – поддержала ее Люси, почувствовавшая облегчение оттого, что ее молодая барышня наконец решилась высказаться – до этого она лишь смотрела на нее испуганными глазами.

– Нет никакого резона сообщать об этом моим родителям! – твердо продолжала девушка. – Вы ведь знаете, как отец выходит из себя, в особенности если речь заходит о Блэкбернах.

– Обычно лорд Монтеррей проявляет ангельское терпение, – возразила Люси, – хотя в последнее время он едва сдерживает себя, когда слышит об Уайклифе.

– Именно, – согласилась Сэйбл. И, гордо задрав подбородок и радуясь при этом, что Люси невдомек, каких усилий ей это стоит, добавила: – Так что я считаю, правильнее будет ничего не говорить ему. Быть может, миссис Блэкберн уже и сама поняла, как смешны ее обвинения. Более того: она не посмеет распространять о нас нелепые сплетни, – убежденно добавила Сэйбл, – а если и посмеет, то ни одна душа не поверит ей. Лицо Люси просветлело:

– Я не подумала об этом. – Да, Сэйбл права, решила она. Эта особа не станет рыть собственную могилу. Если бы она стала болтать всякие небылицы о Сен-Жерменах, то встретила бы сплошь враждебные взгляды, только и всего. – О, миледи, вы простите меня за то, что я повторила такие абсурдные вещи?

Губы девушки задрожали, но она заставила себя весело улыбнуться:

– Да я очень благодарна вам за это, Люси!

– Ладно, а теперь, – оживленно сказала бывшая камеристка, посчитав вопрос исчерпанным, – мы наложим немного румян на ваши щечки, перед тем как моя красавица сойдет вниз. Вы немного бледны, дитя мое, а я хочу, чтобы моя голубка блистала во всей своей красе.

Но Сэйбл отпрянула назад, не дав ей сделать этого.

– Я наложу румяна сама, – тихо сказала она. – А вы пока предупредите маму, что я скоро приду.

Люси поняла, что девушка хочет остаться одна, но она не обиделась, так как тон Сэйбл был очень мягким. Люси подчинилась. «Какое славное, какое доброе дитя, – думала она про себя, – и какой глупой я выглядела в ее глазах. И ведь она даже не расстроилась – вот какая сильная натура!» – рассуждала она, улыбаясь про себя, когда спешила в покои графини, расположенные в противоположном крыле дома.