Вирджиния Эндрюс - Рассвет

– Он здесь работает, – сказала я и подумала: «Ну вот, опять начинается…»

– Здесь? Он учитель? И ты позволила мне рассказывать все эти вещи о миссис Торнки…

– Нет, нет. Он инспектор по эксплуатации.

– О! – Филип улыбнулся и издал вздох облегчения. – Меня это радует.

– Да? – Я не могла удержаться от возгласа изумления.

– Да. Те две девочки, которых я знаю, чьи отцы здешние учителя – это самые большие задаваки, Ребекка Клэр Лонгстрит и Стефани Кэй Самптер. Держись от них подальше, – посоветовал он.

Тут я увидела, как вошел Джимми. Он шел один. В дверях он остановился и огляделся. Когда он увидел меня, в глазах его мелькнуло удивление. Он быстро направился к нашему столу, хлопнул свою сумку сверху и шлепнулся на стул.

– Привет, – сказал Филип. – Как дела?

– Омерзительно, – ответил Джимми. – Только что на меня наорали за то, что я положил свои ноги на перекладину сиденья перед собой. Я думал, что она продержит меня там весь ланч.

– Здесь надо быть осмотрительным. Если миссис Торнбелл пройдет и увидит, что ученик делает что-то подобное, она сначала дает нагоняй учителю, и это делает учителя еще злее, – объяснил Филип.

– Это Филип Катлер, – представила я. – Филип, это мой брат Джимми.

– Привет, – кивнул Филип, протягивая руку. Джимми с подозрением посмотрел на нее какое-то время, но потом пожал.

– Они думают, что это место золотое? – сказал Джимми, возвращаясь к своей проблеме.

– Ты уже с кем-нибудь подружился, Джимми? – с надеждой спросила я.

Он покачал головой.

– Я пошел за своим молоком. – Он поднялся и направился к очереди. Ребята, стоявшие перед ним, занервничали при его приближении.

– Кажется, Джимми не испытывает восторга от пребывания здесь, – заметил Филип, глядя в его сторону.

– Нет. Может быть, он и прав.

Филип улыбнулся.

– У тебя самые ясные, самые красивые глаза, какие я когда-либо видел. Их можно сравнить лишь с глазами моей матери.

Я почувствовала, что краснею с головы до пят. Я была совершенно захвачена его волнующими словами и восхищенным взглядом. Какой-то момент я не могла говорить. Я отвела глаза в сторону и откусила еще от сэндвича. Я стала торопливо жевать и глотать, и только потом снова повернулась к нему.

Несколько мальчиков, проходивших мимо, поздоровались с ним, а затем с любопытством взглянули на меня. Наконец, двое его приятелей сели возле него.

– Ты не представишь нас своей новой знаменитой приятельнице, Филип? – спросил высокий, тонкий мальчик с волосами персикового цвета и карими глазами. У него была кривая улыбка, которая вздергивала угол его рта вверх.

– Нет, не собираюсь, – отрезал Филип.

– Вот так. Филип любит все сохранять для себя, – сказал мне высокий мальчик. – Очень эгоистичный парень.

– Меня зовут Дон, – представилась я.

– Дон? Ты имеешь в виду, что «тебя осенило»? [8]

Он и его приятель громко захохотали.

– Я Брэндон, – наконец сказал высокий мальчик. – А этот идиот рядом со мной Маршалл.

Мальчик пониже ростом только кивнул. Его глаза были очень близко поставлены, а темно-каштановые волосы подстрижены слишком коротко. У него была скорее гримаса, чем улыбка. Я вспомнила, как мама однажды сказала мне, что никогда не следует доверять кому-либо, у кого глаза поставлены слишком близко. Она говорила, что мамы таких детей перед тем, как родить их, были напуганы змеями.

Вернулся Джимми, и Филип представил его другим мальчикам, но он спокойно сел и стал есть свой сэндвич. Филип был единственным, кто разговаривал с ним, но Джимми это явно не заботило. Потому, как он поглядывал время от времени на Маршалла, я поняла, что он ему не слишком нравился.

Прозвенел звонок, возвещающий окончание перерыва на ланч.

– Идем в гимнастический класс? – спросил Брэндон Филипа. – Или у тебя другие планы? – Он взглянул на меня и улыбнулся. Я поняла, на что он намекает, но притворилась, что ничего не поняла.

– Увидимся, – сказал Филип.

– Не опаздывай, – процедил Маршалл. Оба они, смеясь, ушли.

– Куда ты направляешься, Дон? – спросил Филип.

– На музыку.

– Хорошо. Я провожу тебя. Это по пути в гимнастический класс.

Мы встали из-за стола. Я заметила, что Клэр Сю и ее подруги смотрят на нас и перешептываются. Они ненавидели меня. «Почему? – Размышляла я. – Почему они ведут себя таким образом?»

– А какой у тебя следующий урок, Джимми? – спросила я.

– Мне в другую сторону, – сказал он и ушел раньше, чем я смогла вымолвить хоть слово. Джимми пробился через толпу учеников у двери и быстро скрылся из виду.

– Ты ходишь в эту школу всю свою жизнь? – спросила я. Филип кивнул. Многие девочки и мальчики здоровались с Филипом. Он явно был очень популярен.

– Моя сестра и я посещали детский сад при этой школе. – Он наклонился ко мне. – Мои родители и моя бабушка делают значительные вклады в эту школу, – добавил он, но это прозвучало у него не высокомерно, а просто как констатация факта.

– Ох…

Все вокруг казались мне такими образованными и богатыми. Джимми прав. Мы были словно рыбы, вытащенные из воды. Мой папа всего лишь работал здесь, и что я надену завтра? Что Джимми наденет? Если мы выделяемся здесь сейчас, как белые вороны, то что может произойти завтра?

– Нам обоим лучше поторопиться, а то мы попадем к миссис Торнки, – сказал он и улыбнулся. – Подумай насчет того, чтобы покататься со мной завтра, о'кей?

Я кивнула. Когда я обернулась назад, то увидела, что Клэр Сю и ее подружки медленно идут за нами. Клэр Сю выглядела очень расстроенной оттого, что внимание ее брата было обращено на меня. Может быть, он был искренен. Он был так красив, и я почувствовала, что мне хочется сделать что-то, чтобы подразнить ее.

– Я подумаю об этом, – громко сказала я, чтобы девочки услышали.

– Отлично. – Он нежно пожал мне руку и отошел, потом вдруг оглянулся и улыбнулся мне. Я улыбнулась в ответ, будучи уверена, что Клэр Сю увидит это, а потом вошла в музыкальный класс как раз в тот момент, когда прозвенел звонок.

Мой учитель музыки, мистер Мур, был розоволицый мужчина с ямочками на щеках и волосами, кудрявыми, как у Харпо Маркса. [9]

Он был самым располагающим из всех моих учителей, которых я до сих пор встречала. Он улыбался тепло и искренне. Я видела, как застенчивые ученики забывали свою робость, когда он приглашал их спеть и охотно стоял рядом, помогая исполнить соло несколько тактов. Он расхаживал по всему классу со своей губной гармошкой, уча нас гаммам, объясняя ноты. Я даже не представляла, что это может быть так интересно. Дойдя до меня, он остановился и повел носом, словно белка. Его глаза засветились.

– А теперь для нового голоса, – сказал он. – Дон, вы можете спеть до-ре-ми-фа-соль-ля-си? Я задам вам начало, – и он поднес гармонику к губам, но я начала петь раньше, чем он успел дунуть. Его глаза расширились, а густые рыжеватые брови поднялись.