Катарина Фукс - Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 2

Все! Последний раз! Дальше все другое будет. Но так больше не будет никогда.

Последний раз. Прощание. Последний раз!

Корабль вышел в открытое море. Я не уходила с палубы. Легкий ветер спокойного моря налетал и сушил мои слезы.

Я не хотела думать о прошлом. Мучительным усилием подавляла, душила в сознании все эти вновь и вновь всплывающие образы, слова, движения, жесты. Нет, нет, нет, я не буду вспоминать. Я буду жить дальше. И разве все кончено? Разве навсегда я рассталась со своими близкими? Нет, нет, мы еще увидимся, встретимся.

Я бродила по кораблю, смотрела на корабельную жизнь, спрашивала у Брюса названия снастей. Все относились ко мне с большим почтением, ведь я была матерью их капитана. Я видела, что матросы ценят храбрость моего сына, что он и сам умелый моряк. Это наполняло сердце неведомой доселе радостью. Мы уже приближались к Стамбулу. «Вот он, город, где прошли детство и юность моих друзей», – невольно подумалось мне.

Но нет и еще раз нет! Я сдержу слезы. Я буду жить. Уже вздымались купола церквей и высокие узорные башни, назначение которых было мне неведомо.

– Что это за башни, такие высокие и узкие? – спросила я Брюса.

– Это минареты, мама. С этих башен призывают к молитве мусульман.

Это был совсем новый мир.

Корабль наш встал на якорь в огромном порту, где теснились суда множества стран и звучали все на свете наречия.

Множество людей шумело, бранилось, хохотало, обманывало друг друга, скалило зубы, хмурилось. Здесь были негры и белые, были люди с очень желтой кожей и узкими глазами, были черноволосые и с волосами светлыми, как белая льняная скатерть, привезенная из далеких земель.

С корабля спустили шлюпку, я набросила плащ. Гребцы налегли на весла. Мы поплыли к берегу – Брюс, я и двое вооруженных матросов.

– Куда мы теперь отправимся? – спросила я у сына.

– К одному моему другу. Мы будем жить у него.

– И что ты намереваешься делать?

– Покупать оружие и боеприпасы, – он весело улыбнулся.

– Береги себя!

– Мама, это ты скажешь мне, когда я окажусь в открытом море и возьму на абордаж неприятельский корабль!

На берегу нас ждали крытые носилки и кони, приведенные слугами в тюрбанах. Я села в носилки. Брюс ехал рядом.

Улицы были то широкими, то узкими, то многолюдными, то тихими, почти пустыми.

– Это огромный город, – сказал мне Брюс. – Столица величайшей империи мира.

Я вдруг вспомнила, что говорил об этом городе отец Николаоса.

– Многие полагают, что законы этой империи несправедливы, – заметила я, – и что правят ею завоеватели и угнетатели.

– Справедливых законов я не знаю в нашем мире, – ответил Брюс. – Завоевателем и угнетателем можно окрестить кого угодно, любой народ и любое государство заслуживают подобных определений. Но я полагаю, величие достойно уважения. И когда люди разрушают его, им после свойственно жалеть и с печалью вспоминать о минувшем.

Я с гордостью подумала, что сын мой умен. Мы остановились перед огромным домом. В сущности, это был дворец с голубыми узорными стенами.

– Здесь мы будем жить, – сказал Брюс! – Это дом моего друга, Хайреттина.

– Твой друг, очевидно, богатый человек.

– Он всего лишь пират, как я, – Брюс снова улыбнулся.

Его друг Хайреттин приветствовал нас во дворе. Это был высокий человек лет сорока, с рыжеватой бородкой и раскосыми глазами. Он поклонился нам, приложив ладонь к груди. Брюс ответил таким же поклоном.

– Это моя мать, – Брюс указал на меня. – Она знатная дама, она была наложницей нашего прежнего короля. Она не закрывает лицо, потому что у нас это не принято.

Хайреттин поклонился мне. Я почтительно наклонила голову. Меня удивило, что Брюс говорил с ним по-испански. Впрочем, кому и владеть многими языками, как не пиратам.

Хайреттин что-то сказал слугам на незнакомом мне языке, Брюс тихо пояснил мне, что это турецкий.

– Ты будешь жить на женской половине дома, – сказал мне Брюс, – Вместе с женами моего друга.

– С женами? – переспросила я.

– Да, в этой стране позволено иметь по несколько жен, но, конечно, только тем, кто может дать им все – прекрасные покои, одежду, драгоценности. Поэтому большинство довольствуется тем, что имеет по одной супруге.

Я усмехнулась. Интересная и странная страна! Здесь можно иметь по несколько законных жен и гордиться тем, что твоя мать была наложницей короля, и говорить об этом открыто.

Идя следом за черной рабыней на женскую половину дома, я подумала о том, как же я буду объясняться с турчанками, ведь я не знаю турецкого языка. Но оказалось, я напрасно беспокоилась. Я приблизилась к узорным дверям и уже слышала плеск фонтана и пение. А когда рабыня распахнула обе створки, я услышала пение отчетливо и поняла, что поют на испанском языке. Трудно было бы описать мою радость. Вслед за негритянкой я вошла в обширный покой. Посредине вздымал легкие струи мраморный фонтан. Вокруг на коврах в самых живописных позах раскинулись изумительные красавицы в полупрозрачных кофточках и пышных шароварах. Их было четверо. Все они были буквально усыпаны драгоценностями с головы до пят. Длинные волосы их были заплетены в косы. Служанки сновали рядом, приносили на золотых подносах затейливые кушанья и напитки. Одна из молодых красавиц играла на лютне и пела испанскую песню. Должно быть, они были предупреждены о моем приходе, потому что поднялись и приветствовали меня поклонами.

– Я говорю на вашем языке, – обратилась я к той, что пела только что испанскую песню.

– О, это чудесно! – воскликнула она. – Так давно никто не говорил со мной на моем родном языке.

Меня усадили на подушку. Передо мной поставили поднос с едой и напитками. Я уже успела проголодаться и, подкрепляя свои силы, с любопытством поглядывала на жен Хайреттина.

Сначала я думала, что все они должны принадлежать к одной народности. Но что эта была за народность? Нет, пожалуй, я ошиблась. Эти женщины родились в разных краях.

Та, что пела, не походила на испанку. Она не была рослой и темноволосой, но хрупкой, изящной, словно золотая статуэтка. Нос у нее был с горбинкой, волосы рыжеватые и вьющиеся, глаза большие и светло-голубые. На вид ей было лет шестнадцать.

Та, что сидела рядом с ней, наоборот, была высокой и сильной, у нее были широкие бедра и тяжелые груди, лицо округлое, волосы светло-каштановые.

Третья поражала своей необычной красотой. В жилах ее, конечно, текла негритянская кровь, это видно было по ярким выпуклым губам, белым зубам и очень смуглой коже. Но все же она была необыкновенно хороша.

Четвертая походила на вторую, но казалась более хрупкой и утонченной.