Барбара Картленд - Вальс сердец

– С тех пор как умерла мама. В делах такого рода он абсолютно беспомощен, а мы так часто переезжали, что невозможно было нанять агента или еще кого-то, кто занимался бы этим, как было в те времена, когда мы жили в Париже.

– Понимаю, – задумчиво сказал Миклош. – Лучше всего вам обратиться к управляющему Придворного театра, и он с удовольствием вам поможет.

– Спасибо, это именно то, что я хотела узнать, – поблагодарила его Гизела. – Папа не разбирается в таких вещах. Для него счастье – просто играть на скрипке, и ему все равно, играет ли он в саду фрау Бубин или на сцене театра перед залом, полным нарядной публики.

Немного помолчав, она с улыбкой добавила:

– К сожалению, за это ему не слишком много платят.

– Вы нуждаетесь в деньгах?

– После того как немцы победили в битве при Седане, мы вынуждены были бежать из Франции. С тех пор мы колесили по всей Европе, а путешествия всегда требуют денег.

– Вы очень практичны, фрейлейн, и отец может на вас положиться.

– Я стараюсь, – ответила Гизела. – Хотя он не всегда слушает меня так, как слушал бы маму.

– Это неудивительно. Людям, особенно мужчинам, свойственно требовать от детей повиновения, а не позволять давать указания.

– Да, это правда, – согласилась Гизела. – Но обычно мне удается уговорить папу сделать так, как я хочу.

– У какой женщины нет своего набора дьявольских уловок, чтобы заставить мужчин исполнять их желания! – с легкой насмешкой произнес Миклош.

Гизела покраснела до корней волос, подумав, что он имеет в виду ее.

– Я больше не слышу никакого шума и голосов, – сказала она, – и думаю, что возвращаться уже не опасно.

– Я провожу вас.

– В этом нет необходимости.

– Откуда у вас уверенность, что студенты вдруг не пойдут обратно?

Гизела бросила в сторону гостиницы тревожный взгляд, а Миклош спокойно добавил:

– К тому же вы совсем не знаете дороги. Здесь даже днем легко заблудиться, а сейчас совсем темно. Дайте мне вашу руку, и я провожу вас.

Гизела колебалась не больше секунды. Отказываться от такого в высшей степени разумного предложения было бы просто глупо.

Она вложила свою ладонь в его и почувствовала успокаивающую силу и тепло его руки.

Они пошли по той самой тропинке, по которой Гизела бежала в беседку, и вскоре она вынуждена была признать, что без Миклоша найти дорогу ей было бы нелегко.

Городские огни города скрылись за деревьями, и они оказались в самой настоящей чащобе. Темень была кромешная. За густой листвой не было звезд, а луна еще не взошла.

Но Миклош уверенно вел Гизелу, и внезапно она поймала себя на том, что ей приятно ощущать его присутствие.

Наконец между деревьев показались ярко освещенные окна гостиницы.

– О, теперь я спасена! – воскликнула Гизела.

Миклош остановился в тени деревьев, и, поскольку он держал Гизелу за руку, ей тоже пришлось остановиться.

– Я вернул вас домой невредимой, Гизела, – сказал он.

Она удивилась, что он назвал ее по имени, но ничего не сказала, и Миклош продолжал:

– Боюсь, мы вряд ли увидимся снова. Я только что вспомнил, что завтра мне нужно покинуть Вену.

– Вы уедете, так и не повидав папу? А мне показалось, что вы хотите послушать, как он играет.

– Да, действительно, очень хочу! Но, к сожалению, сейчас это невозможно. У меня есть личные и очень веские причины для отъезда.

– О, простите! А папа был бы так рад поговорить с вами о Париже.

– Как-нибудь в другой раз, – ответил Миклош. – Зато я сделаю вот что. Перед отъездом я поговорю с управляющим театра и предупрежу его, что на следующий день вы зайдете к нему.

– Вы очень добры.

– Я знаком с ним, и он сделает все, чтобы вам помочь.

– О, спасибо! Спасибо! – воскликнула Гизела. – Теперь для нас все значительно проще. Как я рада, что встретила вас!

– И прошу вас, впредь будьте осторожнее. Меня может не оказаться рядом, чтобы спасти вас еще раз.

Он немного помолчал и добавил:

– Дайте слово, что больше не станете так рисковать.

Его тон был серьезным. Гизела подняла голову, чтобы увидеть его лицо, но ее спутник по-прежнему оставался для нее всего лишь голосом в темноте. Свет из гостиничных окон не доходил сюда, и наверняка Гизела могла сказать только то, что он выше ее ростом.

– Обещайте, – настаивал Миклош.

– Даю слово, – сказала Гизела.

– Я буду помнить ваш голос так же, как помню музыку вашего отца.

– Я вам так благодарна! – порывисто воскликнула Гизела. – Как бы мне хотелось отблагодарить вас… по-настоящему!

– Это очень просто, – ответил Миклош. Она взглянула на него в недоумении, не понимая, что он имеет в виду.

И вдруг очень нежно, словно боясь ее испугать, Миклош одной рукой обнял Гизелу, а другой осторожно приподнял ей лицо.

Это было так неожиданно, что она не успела даже пошевелиться. А когда собралась это сделать, было уже поздно.

Его губы прикоснулись к ее губам, и Гизела получила первый поцелуй в своей жизни.

Она знала, что должна освободиться от его объятий, и где-то далеко на задворках сознания мелькнула мысль, что надо бы рассердиться.

Но Миклош Толди крепко прижимал ее к себе, а ее губы были в плену его губ.

Невозможно было даже думать, не то что двигаться.

В первое мгновение Гизела почувствовала себя пленницей, но потом волшебное ощущение, теплое, словно морская волна, разлилось по всему ее телу, и у нее перехватило дыхание.

Это было так чудесно! Так же чудесно, как та небесная музыка, под звуки которой она танцевала сегодня в лесу. Это было подобно мерцанию далеких огней, необъятности звездного неба, радужному сиянию солнечных лучей, отраженных в струях водопада.

Это был необыкновенный сон, в котором сбывается невыразимая, но давняя мечта, и ее смутные ожидания неожиданно стали явью.

Объятия Миклоша становились все крепче, а поцелуи – настойчивее. Но Гизела уже перестала бояться: он был таким нежным!

Он целовал ее долго. Так долго, что она уже не чувствовала земли под собой. Ей казалось, что они слились воедино и парят в небесах среди звезд, растворяясь в сияющей бездне.

Гизела чувствовала, что еще немного – и она задохнется от восторга, умрет от наслаждения. Наконец Миклош отпустил ее.

– Прощайте, – произнес он изменившимся голосом.

Гизела хотела попросить его не уходить, но не могла вымолвить ни слова, а когда к ней снова вернулся дар речи, было поздно. Миклоша уже не было.

Минуту назад он сжимал ее в объятиях, а теперь растворился в ночной темноте.

Постепенно она вернулась к действительности, и все, что с ней произошло, показалось ей сном.

Неужели она действительно гуляла сегодня в Венском лесу? А те студенты, которые так ее напугали, – были ли они на самом деле? Существует ли тот человек, чье лицо так и осталось ей неизвестным, но который спас ее и которому она столь необдуманно позволила себя поцеловать? Но доказательство того, что это был не сон, все-таки существовало. Этим доказательством были ее предчувствия, связанные с Веной. Теперь Гизела знала это точно.