Лариса Шкатула - Жена русского пирата

— Тебе показалось, — Катерина наконец успокоилась и взяла себя в руки. — Просто я решила, что пора нам посидеть вдвоем, поговорить, выпить…

— Ладно, — он помедлил, все ещё не доверяя её внезапному спокойствию. — Маслины я сейчас открою, а Пашке завтра шоколадного зайца отдашь. Смотри, чтоб не объелся!

…А любви-то и не было. Это Катерина потом поняла. Сначала она смотрела на него, как кролик на удава: хотела бы убежать, да не могла. Он и не давал ей времени на размышления: схватил, окунул в грех, после которого она уже не могла бы вернуться к Герасиму. Потом привыкла, и привычка эта постепенно превратилась в какую-то болезненную страсть. Она скучала без его ласк, но участвовала в этих чувствах лишь часть её, плоть, но не душа. Она будто разделилась на две половины: холодную и горячую, и та, холодная, половина взирала на горячую снисходительно, потому что сама была разумной и проницательной, а её сестра — безрассудной и слепой…

Со временем холодная половина раздалась вглубь и вширь, потеснив чувственную, у которой вблизи ледяного холода сильно понизилась и собственная температура… А что сейчас? Всего-навсего пришел в хорошем настроении муж. Напевая…

Дмитрий продолжал посматривать на жену: с ней определенно что-то не то. Прическу новую соорудила, смотрит так, как, кажется, никогда не смотрела…

Неизвестно, что его толкнуло, но он подошел к тайнику и отодвинул крышку.

— Может, сначала поедим? — робко спросила Катерина.

Давно, ещё когда они только получили эту квартиру, Дмитрий собственноручно устроил тайник. Снял на кухне верх подоконника, выдолбил в нем маленькую нишу, куда установил плетеную шкатулку, в которой Катерина прежде хранила нитки, и положил туда вывезенные с Азова драгоценности. Потом установил крышку на место и приделал петли, которые на первый взгляд лишь придавали подоконнику дополнительную прочность, а на деле, при знании секрета запора, позволяли легко открывать крышку.

— Что ты хочешь отсюда взять? — спросила Катерина.

— Подойди, я хочу, чтобы сегодня ты выбрала для себя какую-нибудь вещь.

— Ты же знаешь, я равнодушна к украшениям!

— А помнишь?

Она покраснела. Да, Катерина помнила то дорогущее ожерелье, что Дмитрий подарил ей после первой ночи. Не брачной ночи. А той, безумной, в его домике в плавнях. Катерина потом еле упросила его взять это ожерелье назад. Хотя бы пока не настанет время, когда его можно будет надеть!

Она рассеянно пробежала пальцами по их богатству — прежде она его и не разглядывала. Просто отворачивалась: мол, зачем оно ей?.. Пожалуй, наиболее скромное из всех украшений — вот этот маленький золотой крестик с изумрудами… Где она видела его прежде? На крестике умещался крошечный вензель, который составляли две красиво переплетенные буквы "А" и "Е"… Господи, да это же Ольгин крестик! Ну конечно, она носила его не снимая! "А" — от фамилии Астаховых: родня со стороны матери… Да жива ли она, её подруга по такой недолгой, но богатой событиями кочевой жизни?

— Хочешь взять крестик? — прервал её размышления голос мужа. — Пожалуй, ты права: это то, что надо — скромно и со вкусом… Правда, большевики — все сплошь атеисты, но против нательных крестиков беспартийного населения они пока не борются!

Катерина посмотрела на мужа: а крестик-то ворованный! Как и все остальное! Неужели он об этом сразу забывает? Или то, что достается ему в качестве добычи, он просто считает своим навеки? Странный человек! Сколько жила с ним, а так до конца и не поняла… Катерина не сразу заметила, что размышляет о своей жизни с мужем в прошедшем времени. Наверное, её душа, что живет порой отдельно от Катерины, знает нечто большее: и почему Дмитрий поет, и почему она, Катерина, мечется? Разве не сама желала ему совсем недавно влюбиться в какую-нибудь другую женщину, когда его любовь к ней стала казаться Катерине тяжким бременем?!

— Мы будем сегодня ужинать или нет? — опять ворвался в её мысли голос Дмитрия.

Она вгляделась: нет, муж вовсе не так весел, как хочет казаться… Катерина зажала в руке крестик, вдруг решив, что будет носить его до тех пор, пока он не приведет её к Ольге.

— Закрывай! — она подмигнула мужу, и он задвинул крышку тайника.

Наконец они сели за стол. Дмитрий залюбовался крестиком на шее жены тот красиво смотрелся на её бархатной коже и спускался точно в ложбинку между грудей.

— За что пьем? — Он поднял фужер.

— За молодость души! — предложила Катерина.

— Намекаешь, что у меня этой молодости нет?

— Конечно, есть! По-моему, ты душой настолько молод, что вполне ещё можешь влюбиться.

— Вот как? Спасибо, — от неожиданности он даже замешкался. Неужели Батя был прав, когда шутил, что у каждой женщины есть укромный уголок, где она прячет свою метлу! Но не отступил, признался, глядя жене прямо в глаза: — Ты права, я влюбился!

Будто ядовитое жало вонзилось Катерине в сердце. Недавно она ходила с Дмитрием в театр, давали "Собаку на сене" — так не про неё ли сказал главный герой: "Не слышал я, чтобы любовь могла от ревности зажечься! Родится ревность от любви…"

— Да не любовь это у тебя, Катюша, — непривычно грустно усмехнулся он, догадавшись о её мыслях, — не любовь, а типичная бабская жадность: ни себе, ни людям… Можешь не беспокоиться: никакого романа у меня с нею не будет! Просто я допрашивал сегодня одну арестованную девочку — подумай, ей всего двадцать два года, а она попала к нам ни за что ни про что, по доносу подлеца — директора школы, и уже на второй день её пытался изнасиловать охранник…

— Ты становишься чересчур сентиментальным, Черный Паша, — не могла удержаться от шпильки Катерина, — между прочим, хозяйке этого крестика, она тронула рукой Ольгин талисман, — было всего девятнадцать, и в гареме, куда ты её отправил, с нею тоже не в бирюльки бы играли!

Она встала из-за стола.

— Извини, мне нужно привести себя в порядок перед сном. Завтра предстоит трудный день. Ужинай без меня.

Когда Катерина вошла в спальню, Дмитрий уже лежал в постели и потягивался, как сытый кот.

— Только что не мурлычешь, — буркнула она, развязывая поясок халата.

— Ну а почему мне не быть довольным? Квартира в центре Москвы, ответственная работа, жена красавица, сын растет. Живи да радуйся… Почему же ты-то не радуешься, жена моя?!

— Это для тебя так важно?

— Важно!

— Никто не сможет нам помочь, Митя, — печально сказала она. — Все то, чему ты предлагаешь радоваться, нажито неправедно, и я, как ни старалась, так и не смогла забыть об этом, даже крестик на шее теперь напоминает мне о несчастье, которое ты принес моей подруге.

Он притянул её к себе и стал не спеша снимать с неё ночную рубашку.

— Не надо, пожалуйста. Как ты можешь после нашего разговора…