Алиса Уэллес - Цветок Дракона

Он нагнулся, чтобы достать его с пола коляски, но вместо того, чтобы вернуть ей, поднял зонт высоко-высоко, чтобы она не могла дотянуться до него.

– Сарина, быть верной, зная кому, – это одно, – сказал он ей, – но быть верной по незнанию – это совсем другое.

– На что вы намекаете? – решительно спросила она, пытаясь достать зонтик. – Почему вы не можете прямо объяснить, что имеете в виду?

– Потому что я все еще не уверен, что ты хочешь это услышать.

Ее вдруг охватил такой же ужас, какой она испытала, войдя когда-то в спальню отца и обнаружив его мертвым.

– Сарина… – Его зеленые глаза умоляюще смотрели на нее. – Сарина, Шукэн – страшный человек.

– О чем вы? – прошептала она.

– Боже мой! А как ты думаешь?

– Пожалуйста, не кричите так.

– Прости, – спохватился он, – но мне трудно тебе это сказать.

– Вы сами начали, – напомнила она.

– Что ж, тогда… – Смерив ее стальным взглядом, он произнес: – Шелк составляет лишь малую долю огромного богатства Шукэна. Основные доходы ему обеспечивают посадки мака.

– Мака? – переспросила Сарина.

– Твой великодушный хозяин выращивает мак для производства опия и снабжает этим запрещенным наркотиком большую часть Китая, весь Гонконг и Гавайи, а также некоторые западные штаты Америки. Он знает, что я не повезу на своих кораблях опий, и поэтому договаривается с Джорданом и Матсоном.

Сарина попятилась к воротам.

– Это еще не все. Он снабжает им некоторые из самых….

Сарина больше ничего не слышала. Она зажала уши руками и, сделав несколько шагов к воротам, прислонилась к ним, не в силах пошевелиться. Затем, не сумев ослабевшими пальцами открыть засов, она наконец ухватилась за кольцо большого, в форме дракона, железного дверного молотка. Горячая волна окатила ее, взор помутнел, и она медленно опустилась на колени.

Последнее, что она увидела, прежде чем потеряла сознание, был свирепый оскал железного дракона.

– Сарина?

Сначала она подумала, что это Дженсон зовет ее: в неверном сером свете она различала неясные очертания мужского лица.

– Сарина?

Она с трудом освободилась от пут тумана, застилавшего ей глаза, но когда наконец ее взор прояснился, она вскрикнула и попыталась сесть.

– Ляг, Сарина, – велел Во Шукэн, укладывая ее обратно на кровать. – Лежи, пока окончательно не придешь в себя.

От звука его голоса дрожь пробежала по ее телу, и пальцы, сжимавшие ей руку, показались ей сжимающимися кольцами змеи. Пристально вглядываясь в его лицо, она попыталась отыскать в нем признаки злодейства, подтверждающие, что все, сказанное Дженсоном, – правда. Но на лице Во не было следов порока, а только сострадание. И взгляд, полный нежной заботы, от которого у Сарины сердце буквально разорвалось на части.

Конечно, Дженсон солгал ей. Не может быть, чтобы человек, поднесший сейчас к ее губам чашку горячего чая и уговаривающий сделать хотя бы глоток, был действительно так двуличен. Она подалась вперед, пока он взбивал ей подушки, которыми сам решил заменить бамбуковую подставку для головы. Если кто и склонен к злодейству, так это Дженсон Карлайл.

– Полагаю, ты днем ничего не ела, – сказал Во, и Сарина кивнула. Неодобрительно посмотрев на нее, он потянулся к чаше, которую принес один из слуг вместе с чаем. – Это конги, – пояснил он, отправляя ей в рот ложку рисовой каши.

Она вспомнила, как часто отец кормил ее горячей овсянкой, и улыбнулась.

– Я не ела кашу с самого детства, – застенчиво призналась она.

– А ты и есть сейчас мой ребенок, – сказал он, – и, так же как своим собственным детям, я гарантирую тебе любовь и нежность.

От этих слов она еще больше разволновалась, тщетно пытаясь сопоставить то, что видела своими глазами, с тем, что сказал о нем Дженсон.

– Ты чем-то очень обеспокоена, Сарина, – заметил Во, отставляя пустую чашу. – Может быть, если ты поделишься со мной своими мыслями, тебе станет легче.

Она продолжала бороться со своими сомнениями. Она знала: по китайским обычаям, ту тему, которую она хотела затронуть, не осмелилась бы поднять с Во и собственная жена.

– Это правда… – Ее голос задрожал, и она на мгновение умолкла. – Это правда, что вы выращиваете мак и продаете опий по всему миру? – Ну вот. Страшные слова сказаны. Не решаясь взглянуть ему в глаза, она смотрела на свои сцепленные руки и ждала.

Он некоторое время молча сидел на краю ее постели, потом встал и подошел к окну.

– Да, Сарина, правда, – сказал он очень тихо. Внезапная боль заставила ее зажмурить глаза. Как бы она хотела, чтобы он опроверг то, в чем обвинил его Дженсон!

– Уже много лет мы в Китае называем Опий «Божье лекарство», – продолжил Во ровным, бесстрастным голосом, глядя в окно. – Это не только самое мощное из известных средств против боли, оно также способно вызывать безмятежный и спокойный сон. Если его умело использовать, оно станет источником спасения для тех, кто страдает от непереносимых мук, будь то боль тела или души. Его используют и могущественные императоры, и нищие крестьяне. Все, кто знает о силе мака, преклоняются перед ней. – Он наконец повернулся к Сарине лицом и спросил: – Это Карлайл рассказал тебе?..

– Да. – Она кивнула, не решаясь поднять глаза.

– Понятно. – Он сложил руки на груди и засунул ладони в широкие рукава бирюзово-золотистого халата. – Мой друг Дженсон, – сказал он с кривой усмешкой, – как и многие твои соплеменники, способен искать избавление от боли только в спиртных напитках. – Он с сожалением покачал головой. – Как легко смотреть сквозь пальцы на то, что привычно, и осуждать незнакомое. Возможно, вы, на Западе, считаете себя более добродетельными, чем мы, но в Китае я знаю очень мало людей, которые бы не отвергли эту мнимую добродетель в момент сильной боли.

Он подошел к кровати, приподнял подбородок Сарины и заглянул ей в глаза.

– Интересно, мой прекрасный лотос, как поступила бы ты, если бы тебе пришлось выбирать?

Он вышел, оставив ее одну разбираться в своих мыслях. Потрясение от слов Дженсона притупилось искренностью ответа Во. Подобной чести, как понимала Сарина, не удостоилась бы ни одна китаянка. В его словах была правда, которая не только успокоила ее страхи, но даже сделала лицемерным праведное негодование Дженсона.

Кто из вас без греха, первый брось в нее камень, вспомнила Сарина и почувствовала внутри какую-то тяжесть. Дженсон Карлайл в который раз доказал, что он именно тот, кем она его считала. Лицемер. Потому что при всех своих грехах он первый бросил камень.

Неделей позже, когда Сарина только что вернулась со своими маленькими подопечными из летнего домика, дверь кабинета распахнулась и из него вышел Во, а вслед за ним сам Дженсон Карлайл. Сарина попыталась вместе с девочками быстро подняться по лестнице, но они не могли бежать на своих крошечных перетянутых ножках. Она оказалась в ловушке. Во окликнул ее, и Сарине ничего не оставалось, как подойти.