Кэтлин Харингтон - Обещай мне

– Признаться, ваша милость, я ожидал вашего прихода гораздо раньше, – начал Дернфорд. – Поскольку вы так и не появились, я решил, что вам неинтересно, и перестал ждать.

– Все это звучит странно, – сдержанно заметил Корт. – Только два дня назад я узнал, что вы вообще существуете, мистер Дернфорд. В записке сыщика, которого я нанял для частного расследования, я прочел ваше имя и адрес, ничего больше.

– Речь идет о вашем друге, ныне покойном маркизе Сэндхерсте. Мне казалось, вас должны интересовать обстоятельства его смерти. – Доктор сплел пальцы на животе и продолжал со вкусом попыхивать сигарой.

– Он обращался к вам?

– Не только обращался, но и лечился у меня в течение полугода, вплоть до самого отъезда из Англии. Меня рекомендовал ему семейный врач Сэнд-херстов. – Дернфорд поджал губы, отчего его двойной подбородок забавно выпятился, и с некоторой задумчивостью продолжал: – Обычно я строго придерживаюсь правила, что болезнь пациента является врачебной тайной. Однако тут случай особый… молодой человек оставил мне письменное указание ответить на любые ваши вопросы в том случае, если вы, ваша милость, сочтете нужным их задать.

– Понимаю… Эмори Фрай что-то говорил мне о том, что Сэндхерст уже был смертельно болен к моменту бегства из Англии. – Корт расправил плечи и сильнее стиснул набалдашник трости. – Вы хотите сказать, что можете это подтвердить?

– Разумеется. Артур Бентинк умирал и знал это. Мой врачебный опыт говорил о том, что больше восьми месяцев ему не протянуть. Человек он был большого мужества, и я честно предупредил его о близкой смерти. Только сила воли позволила ему прожить дольше.

– Чем он был болен?

Дернфорд ответил не сразу. Он встал и несколько минут ходил по комнате. В конце концов он остановился перед Кортом и откашлялся.

– Я с величайшим интересом следил за вашим бракоразводным процессом, милорд, читал все статьи до одной… м-да. Должен признаться, меня поразили обвинения, выдвинутые вами против маркиза Сэндхерста, но я был связан врачебной этикой и не имел права голоса. В тот период Артур Бентинк предпочитал хранить в тайне свою болезнь, и мне оставалось только смириться с этим. Много позже, уже после его смерти, я получил письменное указание объяснить вам все. Милорд, маркиз Сэндхерст никак не мог соблазнить вашу жену. Он |; умирал от рака.

– Сэнди? От рака? – Корт порывисто поднялся. – Но ведь ему было всего-навсего тридцать!

– Это тот случай, милорд, когда заболевают еще в молодости. Редкий вид этой болезни, но в медицине он описан и изучен. Лично мне пришлось иметь дело еще с двумя подобными пациентами, но ни один из них не прожил и половину того, сколько прожил Сэндхерст. Он умер от рака яичек.

– Боже правый!

– Именно это дает мне основание утверждать, что маркиз Сэндхерст никак не мог находиться в незаконной любовной связи с вашей женой, милорд. Не стану ручаться за предшествующий период, но за шесть месяцев до отплытия в Венецию этот человек уже был физически не способен на половую близость. – Дернфорд развел руками с видом глубокого прискорбия. – Как видите, болезнь не из тех, о которых рассказывают знакомым.

Корт тяжело осел на скамью, глядя на врача с нескрываемым ужасом.

– Понимаю, ваша милость, – сочувственно кивнул доктор, – для вас все это явилось неприятным сюрпризом. Боюсь, мое время ограничено, очередной пациент уже ждет меня… но вы можете остаться здесь и немного прийти в себя. Думаю, в таком виде вам лучше будет не появляться на улице.

Он вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь. Корт даже не заметил этого. Он сидел, уставившись в одну точку. Слова Филиппы снова и снова отдавались эхом в его сознании. «…Сэнди просто хотел сказать мне что-то важное», «он просил держать это в секрете». С внезапной ясностью он понял, почему Филиппа и Сэнди обнимали друг друга, когда он разъяренным быком ворвался в «Четыре кареты». Это было не объятие любовников, а единение перед лицом большой беды. Должно быть, Сэнди только что сказал Филиппе, что умирает… а через несколько минут в комнату ворвался обезумевший от ревности муж, превратив трагедию в отвратительный фарс!

Скорее всего Сэнди пытался отговорить Филиппу от бегства. Хорошо зная вспыльчивость Корта, он предполагал, что постепенно тот остынет. Но Филиппе было всего восемнадцать, она была беременна и до полусмерти перепугана. Она не послушалась Сэнди, уверенная, что у Корта достанет жестокости расправиться с лучшим другом и развестись с ней. Но наибольший ужас вызывала у нее мысль, что, когда родится ребенок, он отнимет его у нее на законных основаниях. Вот почему она решилась бежать. Почему же Сэнди последовал за ней, а не умер, защищая свою честь? Потому что боялся, что его —мертвое тело подвергнут осмотру и постыдная болезнь будет обнаружена? Или потому, что решил защищать Филиппу от ударов судьбы, хотя бы то недолгое время, которое было ему отпущено? Так или иначе он. Корт, лишился жены и ребенка не потому, что был предан лучшим другом, а потому что верил, что все люди порочны по своей природе.

Корт откинулся на высокую спинку скамьи и закрыл глаза. Как странно, что итальянский герцог, покровитель Филиппы, безоговорочно поверил в ее безгрешность, а он до последнего времени продолжал считать ее вероломной. И еще он мечтал убить друга детства, который в это время медленно и мучительно умирал.

Что же получается, думал Корт с неизъяснимой тоской и болью, значит, газеты были правы, когда рисовали его исчадием ада? Ведь он и в самом деле выставил кроткую голубку дьяволицей! Он сам, своими руками погубил ее репутацию, чтобы потом ее же этим и попрекать! Уорлок, злой колдун… невозможно было придумать прозвища более меткого. Много лет он мечтал даровать Филиппе прощение и вот теперь спрашивал себя, достоин ли прощения он сам.

Корт поднялся со скамьи и направился к двери. Все время, пока он шел по коридору к дверям дома, спускался по ступенькам, в памяти его крутились несправедливые обвинения, которые он когда-то выдвинул против Филиппы и Сэнди.

Он совершил величайшую из возможных ошибок.

Филиппа простила его. Но сможет ли он сам простить себя? Возможно, лучше всего навсегда избавить ее от себя, уйти из ее жизни и из жизни Кита… но как решиться на это теперь, когда счастье стало возможным?

– Ваша милость, ваша милость!

Слейни ловко остановил упряжку рядом с медленно бредущим Кортом и замер в ожидании похвалы. Хозяин не удостоил его даже взглядом.

– Ваша милость, вот и я! Вы что, не слышите? Ваша милость!

Корт наконец повернулся в его сторону и взглянул на него такими пустыми глазами, что грум с тревогой подумал: только бы на него опять не нашло! Он протянул вожжи, но Корт даже не пошевелился, глядя прямо перед собой.