Анна Кэмпбелл - Пленница греха

Ему было слишком знакомо чувство стыда, чтобы он мог спутать его с чем-то иным. Ему было тяжело видеть, как низко пала духом та, чьи гордость и мужество неизменно вызывали у него восхищение. Она прятала следы от побоев, словно они марали ее. Более того, она, должно быть, знала, что ее добродетель под сомнением.

Она молча ждала, потупив взгляд. Бедная Сара. Надломленная. Одинокая. Беспомощная.

Насилие братьев навлекло на нее позор. Этот мир ничего не прощает. Как, должно быть, ей неприятно быть во всем зависимой от чужих людей. В этом глухом краю ей некуда бежать, негде спрятаться.

Он скользнул взглядом по немногочисленной челяди. Отцы, деды и прадеды этих людей служили Тревитикам. С Пенрином их связывали давние и неразрывные узы. Гидеон расправил плечи и словно вытянулся. Он знал, что такое повелевать, и голос его звучал властно.

— Мисс Уотсон моя знакомая, которая нуждается в пристанище. — Он сделал вид, что не заметил, как она вздрогнула, когда он назвал ее имя. — Никто не должен знать о том, что она здесь. Ее безопасность зависит от вас, и я верю, что ваш здравый смысл и умение хранить секреты уберегут ее от беды.

Сара, возможно, еще этого не осознала, но он только что наделил ее правом считать себя полноправной гражданкой его королевства. Пенрин всегда был государством в государстве, со своими устоями и законами. Он оберегал тех, кто считал его своим домом. Здесь всегда с подозрением относились к приезжим. Он ждал от слуг отклика на свои слова. Первая горничная присела в реверансе, за ней вторая, и слуги мужского пола поклонились, давая понять, что поняли приказ и готовы его выполнять.

Гидеон жестом пригласил Чариз первой подняться по ступеням и первой войти в дом. Он последовал за ней, но к ногам его словно привязали гири. Он шел, превозмогая себя.

Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь высокие витражные окна. В полосах света плясали пылинки. Если снаружи дом выглядел обветшалым, то запустение, царившее внутри, наводило на мысль о нищете. Громадное пространство холла по преимуществу оставалось пустым. Кое-где стояла мебель — разрозненные, словно случайные предметы. Было заметно, что дом второпях убирали, но изысканная лепнина потолков потемнела от пыли и грязи, портьеры тоже были пропитаны пылью, камины холодные. Слуги зашли следом и выстроились вдоль обшитых дубовыми панелями стен.

— Мы взяли несколько новых слуг, когда узнали о том, что вы едете, сэр Гидеон. Но сделали это на свой страх и риск и теперь должны получить на это ваше разрешение. Что же касается последнего года, то в доме жили только я и миссис Полетт. — На мгновение Полетт решил забыть о формальностях. — Мне жаль, мой мальчик. Не такой встречи ты заслужил, возвратившись домой.

Гидеон обвел взглядом необжитой грязный зал. Детские воспоминания его были холоднее, чем зимний воздух снаружи. Его отец имел обыкновение наказывать его в этом вот зале, обычно на глазах у слуг. Отказ сына плакать во время порки должен был бы радовать отца, мечтавшего вырастить из сына настоящего мужчину. Ведь суть постоянных придирок сэра Баркера к сыну сводилась к тому, что он считал своего второго отпрыска слабаком и нытиком. Однако угрюмая стойкость Гидеона лишь распаляла истязателя, побуждая его мучить сына еще больше.

— Сэр Гидеон?

Тихий голос девушки отвлек его от тяжелых воспоминаний. Он посмотрел на нее. Девушка стояла, залитая золотистым солнечным светом. Казалось, сияние исходило от нее самой, словно она была святой, сошедшей с иконы.

Чертам лица ее вернулась четкость. Заостренный подбородок, полные губы, большие глаза, переменчивые, словно корнуоллская погода. Она прятала руки в черных складках пальто. Видимо, чтобы скрыть их дрожь.

— Должно быть, вы устали. — Теперь, когда он вгляделся в нее пристальнее, он увидел темные круги у нее под глазами. — Путешествие было трудным.

Встретив его взгляд, Чариз вымученно улыбнулась. Она была одинока, испугана, беззащитна, но бросала вызов судьбе, не желая сдаться без боя. Что-то шевельнулась в дальнем уголке его сердца. К Саре Уотсон его влекло сильнее, чем к любой другой из женщин, которых он когда-либо знал. Не будь он настолько безнадежен, возможно, решился бы предложить ей руку и сердце.

Но он знал, что ради ее же блага Сара должна бежать от него за тысячу миль. Он обуза для самого себя. Для мира. Но он может стать обузой для жены.

Жестокая судьба свела его с Сарой. Она напомнила Гидеону о том, о чем он может только мечтать.

Он наступил на горло своей разъедающей душу тоске, сожалениям, печали. Через три недели она уедет. Три недели он как-то продержится. Он выдержал год невыразимых мучений в Рангапинди и остался жить.

— Я в порядке. — Она прикусила губу в нерешительности. — Я бы хотела принять ванну, если это возможно.

— Разумеется, возможно. — Гидеон посмотрел на Полетта, ждавшего неподалеку. — Какие-нибудь спальни готовы?

— Да, сэр Гидеон. — Полетт запинался всякий раз, как возникала необходимость называть титул Гидеона. — Готова главная спальня.

— Мисс Уотсон это не устроит, — резко заявил он, дав понять Полетту, что мисс Уотсон никогда не была и никогда не станет его любовницей. — Велите горничным приготовить китайскую комнату, а также комнату для Талливера, моего индийского коллеги, и он будет жить в зеленой комнате. Я жду его со дня на день.

Полетт сдержанно поклонился и сказал:

— Будет сделано, сэр Гидеон.

Гидеону отчаянно хотелось поскорее покинуть этот холл, населенный призраками несчастья. Он жестом пригласил Сару пройти к выходу в другом конце зала.

— А тем временем мы с мисс Уотсон выпьем чаю в библиотеке. Если в ней еще можно находиться.

Полетт снова поклонился.

— Я рад, что ты выжил и смог вернуться домой, мой мальчик.

В голосе его прозвучали злые нотки.

— Спасибо, — пробормотал Гидеон, который не был благодарен судьбе за то, что дожил до этого похожего на ад настоящего.

Чариз последовала за Гидеоном в темный коридор и оттуда в еще более темную комнату. Впервые с того момента, как карета въехала во двор, она вздохнула полной грудью. Слава Богу, что теперь на нее никто не смотрит. Ведь слуги, которые пялились на нее, считали ее падшей женщиной. Несмотря на галантную попытку сэра Гидеона внушить им мысль, что она не является его любовницей. Синяки на ее лице лишь укрепили их подозрения.

Чариз ждала, пока Гидеон раздвигал тяжелые портьеры из синего бархата. В воздух взлетели облака пыли. Пыль забивалась в нос, в горле запершило. Внезапный свет ослепил Чариз. Она закрыла глаза, а, открыв их, увидела перед собой сплошную стену из окон, выходивших на заросшую террасу. Внизу плескались волны.