Александра фон Лоренц - Любовь крестоносца

— У — у, — с криком, скорее напоминающем вопль отчаяния, чем боевой клич, ринулась толпа пиратов на трех рыцарей.

Ринулась и разбилась на части под ударами опытных, закованных в сталь бойцов. С ужасным свистом длинные мечи взмахами косили людские тела. Бородатые лохматые бандиты с ревом и воплями падали налево и направо. Оставшиеся в живых бросились обратно к лодке, но окрыленные победой моряки вмешались в дело. Короткими мечами они настигали пиратов, вскочивших на борт для прыжка или пытавшихся укрыться в судовых надстройках.

Радмила не стала спускаться в каюту — там страшнее сидеть в неизвестности. Она спряталась за громадной бухтой толстых веревок и видела, как полетели к борту судна крючья на веревках, слышала, как слились в один протяжный крик возгласы моряков и дикие крики разбойников. Гулко стукнулась чужая ладья о борт корабля, и раздался звон скрестившихся мечей. Радмила закрыла глаза. Она не могла смотреть, как безжалостные мечи разрубают живую человеческую плоть, как со стоном валятся люди, катятся головы, отрубаются руки. Запах крови, крики, стоны заполнили, казалось все вокруг.

Она закрыла лицо руками, зажала уши и только молилась богам — Ульрих, Ульрих, только не тебя!..

Вдруг чья-то отрубленная рука с кинжалом покатилась в ней под ноги, обрызгав их кровью. Этого она уже не могла выдержать и ринулась вниз, в каюту. Оттуда она только прислушивалась — что там, наверху? Слышала удары железа, стоны, топот, звуки падающих в воду тел.

Постепенно все стихло.

И было страшно выйти на палубу и увидеть эту кровавую бойню. Радмила собрала все свои силы и выбралась из каюты. Приоткрыв дверь, первым она увидела Ульриха, сидевшего на той самой бухте каната Он зажимал рану на левой руке, у ноги его стоял окровавленный меч. Она бросилась к нему.

— Как рука? — и стала осматривать рану.

— Ничего страшного, если сравнивать с тем, как мне раньше доставалось… ― но гримаса боли исказила его взмокшее багровое лицо. — Вот видишь, какая она жизнь…. а ты говоришь — не надо быть воином! Ну и что было бы с нами, если бы не наш с братьями опыт? Пошли бы рыбам на корм, а ты досталась бы этим негодяям на потеху! — И он пнул ногой мертвое тело пирата.

Моряки начали приходить в себя после схватки. Почти никто ничего не говорил. Погибших складывали в рядок вдоль борта. Кто подавал признаки жизни— тащили вниз, на лечение. Шкипер перерубил все веревки и брезгливо оттолкнул чужую лодку в сторону. Нескольких пленников грубо связали и кинули в темный трюм.

— Незавидная у меня доля! — подумала Радмила. — Опять надо этих мужиков лечить! И когда кончится эта мука? Они сначала рубят друг друга, а мне — лечи!

После боя на судне установилась какая-то печаль. Туман рассеялся, и они вошли в свинцовые воды Северного моря. Моряки молча залечивали раны корабля — зашивали паруса, меняли веревки, Кое-как заделали большую пробоину в борту. Но, все равно с такой пробоиной плыть в Италию было опасно. Шкипер все что-то мерил своими замысловатыми приборами, пытаясь определить — далеко ли еще Англия. Решили стать там на ремонт. К счастью, в шторм не попали. Парусник привычно кряхтел на сравнительно небольших волнах, а над мачтами неслись свинцовые тучи. Скоро шторма. Надо успеть починить судно.

Радмила поняла, почему команда так грустит. В бою погиб капитан. Он был всем отцом, опорой команды. Тягостная тишина окутала парусник, когда судовой священник встал напротив завернутых в саван покойников. Они лежали в ряд на наклонных досках, установленных у борта. Радмила почти ничего не понимала из молитвы священника на латыни. Хотя и знала многие слова. Он что-то монотонно бормотал про египетский плен, про какой-то исход, царя Ирода.

— При чем тут все это? — думала Радмила. — У нас все происходит торжественно. Плакать нельзя. Душа уходит к Всевышнему, в рай, кончается земное бытие-страдание. Нельзя привязывать ушедшего своими стенаниями к цепи земных воплощений. Затем вспыхивает священный, украшенный цветами прощальный костер и уносит в небо бренные остатки, навсегда прерывая связь тела с Явью.

Они уходят к счастью. А мы плачем не о них, а о себе. От тягостной боли расставания…

Горестный погребальный обряд продолжался. Раскачивалось кадило. Бормотал священник. Потом тела соскользнули в воду. Плюхнулись и растаяли в волнах. Радмила представила, как снижаются в морской мгле зашитые в мешковину тела, как падают на дно, вызывая облако ила. Потом долго лежат на морском дне, одинокие и брошенные. И все это время душа не может расстаться с телом. Она страдает, мучается там, мечется вблизи морского дна. Нет, это неправильно!

Все разошлись. В каюте Радмила стала заниматься ранами Ульриха и его друзей. Железные латы хорошо справились со своей задачей, и серьезных ранений никто не получил. Весь вечер молодая женщина суетилась возле мужа, ужасаясь, как легко могла разрушиться вся ее жизнь, одним ударом меча лишив ее любимого.

А Ульрих был в восторге от такого внимания к своей особе. Убийство было до встречи с Радмилой его ремеслом, но никто и никогда так не радовался после боя, что он остался цел и невредим. Она сама стала жарко целовать и обнимать его, обхватив руками за могучую шею, как будто боялась, что кто-то сейчас отнимет его у нее. Рыцарь не преминул воспользоваться столь благоприятной ситуацией, моментально раздел ее, зная, что сейчас отказа не последует. Всю поездку она стеснялась заниматься любовью, считая, что за тонкой перегородкой все слышно, и Ульриху никак не удавалось ее уговорить. А сейчас героическому защитнику ни в чем не было отказа. Раздев ее и уложив в постель, он медленно стал стягивать тунику, пристально глядя ей в глаза. Молодая женщина также не могла отвести от него своего взгляда, мужественный воин воспламенил ее и разжег жгучее желание. Она встала на колени, подняла руки вверх, так что пышные белоснежные груди приподнялись, вытащила шпильки, и копна золотисто-каштановых локонов упала на плечи и грудь. Лишь розовые соски соблазнительно выглядывали из-под сверкающей груды шелковистых волос.

— Моя прекрасная русалка, ты сводишь меня с ума! — впившись страстным поцелуем в ротик красавицы, шептал восхищенный мужчина.

Потом весь вечер счастливый рыцарь получал свою награду, пока оба не свалились в глубокий сон. Ночью Радмиле снился родительский дом, большая береза, на которой висят качели, и они с Добровитом качаются на этих качелях. Ах, как приятно раскачивал ее брат! Но она боялась, что упадет и, когда Добровит особенно сильно толкнул ее, она закричала и…. проснулась. Это был не сон, она почувствовала, как твердая мужская плоть медленно погружается в нее. Сильная рука сжала ее грудь, и Ульрих, резким толчком войдя в нее до конца, стал двигаться. Радмила цеплялась за него, дрожала и стонала от блаженства